Наблюдения над исторической жизнью народов
Шрифт:
Мы совершенно спутаемся в понятиях, если за таким явлением не станем признавать характер завоевания, покорения и если станем отрицать необходимые следствия тогдашнего завоевания, покорения. Нам известно, что победители-франки опустошили страну побежденных, не щадили и церквей и собранную добычу делили, причем все должны были получить известную долю, от вождя до последнего воина, как то ясно из знаменитого рассказа о церковном сосуде, которого простой франк не хотел уступить Хлодовику. Если приобреталась и делилась добыча движимого, то на каком основании мы будем утверждать, что завоеватели не смотрели на землю как на добычу и не поделили ее между собою?
Мы не станем утверждать, что все галло-римляне лишились своих земель; не считаем только себя вправе делать предположение,
Действительно, мы видим людей галло-римского происхождения в приближении у королей франкских, в важных должностях; но, во-первых, есть ли средства определить отношения этих случаев к общему правилу; во-вторых, и в Турецкой империи, где подчиненность покоренного христианского народонаселения завоевателям-магометанам не подлежит сомнению, мы видим людей из этого подчиненного народонаселения, занимающих важные должности, обнаруживающих сильное влияние.
Нам говорят, что галло-римляне подчинились франкским королям, но не франкскому племени; но и в Турции христианское народонаселение подчинено султану, а не туркам; здесь дело идет не о подчинении в собственном смысле, а о первенствующем положении. Франки составляли войско своих королей - это неоспоримо; какое значение имело войско, вооруженная сила в те времена?
Значение первенствующее - это также неоспоримо. В каких отношениях находились тогда воины к своему вождю или королю? В самых свободных; вождь зависел от них: покорив с ними известную страну, он должен был делиться с ними выгодами, происходившими от этого покорения.
Каково было римлянам от этих равноправных сограждан, видно из письма Сидония Аполлинария к другу, требовавшему от него стихов: "Могу ли я петь, окруженный толпами космачей, принужденный слышать немецкий язык, восхищаться песнью пьяного бургундца? Счастливы ваши уши, которые не видят и не слышат варваров! Счастлив ваш нос, который не обоняет по десяти раз в утро вони луком и чесноком".
И в таком принужденном положении римлянин должен был находиться относительно бургундов, варваров, отличавшихся самым кротким характером; что же было от франков, которые вовсе не отличались таким характером? Если франки не имели никакого преимущества, то зачем же галло-римляне старались подражать им даже во внешности, отращивали длинные волосы, назывались варварскими именами? Но у нас есть свидетельство о преимуществе варвара над римлянином - свидетельство, с которым никак не сладят защитники их равноправства:
по салическому закону вира (штрафные деньги) за варвара была вдвое больше, чем за римлянина.
Отрицать завоевание и преимущество завоевателя пред завоеванными нельзя, но из этого не следует, чтобы мы, говоря о завоевании, повсюду, где оно было, предполагали одинаковые последствия. Одно и то же явление в разное время, в разных странах, при разных этнографических, географических, экономических, религиозных и других условиях разнится чрезвычайно в своих последствиях.
Так и завоевание галло-франков разнится и от завоевания турками греческих и славянских областей на Балканском полуострове, и от завоевания Англии норманнами, и от завоевания России татарами, не переставая, однако, быть завоеванием. Прежде всего завоеватели, их вождь принимают веру завоеванных, и это, разумеется, дает совершенно особый характер отношениям между ними - прежде всего уничтожает сближение завоевания Галлии франками и завоевания турками Греческой империи, где религиозная рознь и вражда сделали смешение завоевателей с завоеванными невозможным.
По известию летописца, епископ, крестивший Хлодовика, говорил ему при совершении таинства: "Преклони смиренно голову, Сикамбр; поклоняйся тому, что ты жег; жги то, чему ты поклонялся". Говорил ли епископ эти слова или нет - нам все равно; для нас важно видеть в летописи выражение современного взгляда на события, выражение восторга галло-римского народонаселения, когда дикий завоеватель, истреблявший, жегший прежде храмы христианские, стал единоверцем с завоеванными, преклонился пред их епископом, в лице которого поднималась и вся паства, им представляемая. Во-вторых, завоеванные стояли на высокой ступени цивилизации сравнительно с завоевателями-варварами.
Завоеватель нуждался в искусстве, знании завоеванных; некоторым из людей галло-римского происхождения, даже светским, открывалась возможность приблизиться к королю, получить важное место и влияние, тем более что религия нисколько этому не препятствовала, а варварская национальность сама по себе не ревнива и уклончива пред цивилизациею.
Галлия подчинилась франкским князьям. Кроме прежнего более или менее олатьшенного галльского народонаселения она вобрала в себя теперь население германского племени: бургун-дов, готов, наконец, франков как последний слой. Мы заметили в предыдущей главе, какою бедностью, неразвитостью экономического быта отличалась Римская империя сравнительно с экономическим бытом новых европейских государств. Римская империя была государство первобытное, земледельческое, с малым сравнительно развитием промышленным и торговым; отсюда все значение у имущества недвижимого, земли, тогда как могущественное значение движимого, денег, есть особенность нашей новой истории, следствие сильного развития экономического быта новой Европы.
Мы видели, в каком печальном положении находилось городское и сельское народонаселение в областях империи; новые государства, основавшиеся на развалинах империи, начинают с того, на чем кончилась империя, древний мир, должны иметь дело с тою же экономическою неразвитостью, носить также земледельческий характер. Все значение - у земли, и потому первое явление здесь, подлежащее наблюдению историка, это - определение поземельных отношений.
Как бы ни овладели варвары землею, мы видим их в самом начале полными, неограниченными собственниками своих земельных участков; подле них видим такими же полными, неограниченными владельцами земельной собственности и галло-римлян, каким бы образом они ни удержали свои земли. Эти земельные участки, на которые владельцы имеют полное, неограниченное право собственности, носят разные названия, латинские, германские и такие, происхождение которых трудно определить; они называются proprietas, dominatio, sors, салическая земля, алод, haereditas; есть и такое латинское название, которое всего ближе подходит к нашей вотчине, это: terra aviatica - буквально:
дедина.
Но мы уже видели, что при экономическом быте, какой существовал в Европе в описываемое время, и при том хаосе, какой господствовал при рождении новых государств, при слабости общей государственной власти общество для своего поддержания прибегает к частным союзам, слабый становится под покров сильного, бедный - под покров богатого, закладывается за него, делается его захребетником; неимущий идет в услужение, в добровольное холопство, естественно очень быстро переходящее в рабство; бедный землевладелец отдает свою землю, свою вотчину богатому и сильному землевладельцу, чтобы только получить от него защиту. Это явление не есть национальное, не принадлежит какому-нибудь одному времени, но общее народам в разные времена, когда действуют указанные выше условия. Мы видим закладничество и холопство у галлов; в Римской империи слабый, чтобы найти покровительство сильного, отдавал ему свою вотчину в собственность, а сам пользовался ею пожизненно.
"Чтоб отцу получить защитника, - говорит современный писатель,- сын теряет наследство; отец попользуется землею временно, сын потеряет ее навсегда, потому что отец перестал быть собственником". Из этих-то закладчиков, потерявших свои вотчины, образовался класс колонов, прикрепленных к земле крестьян.
При утверждении варваров закладничество продолжалось, вотчины переходили в поместья. Этим словом "поместье" мы вполне верно можем передавать слова: beneficium или precarium; при бедности государства, при недостатке движимого, денег, князья вместо жалованья давали служащим у них людям земельные участки в пожизненное или вообще срочное пользование, и такие земли назывались beneficium или precarium, вполне соответствовавшие нашим русским поместьям.