Набоб
Шрифт:
— Подожди минуту.
Обезумевшая от боли Сарасвати упала на подушки и закрыла глаза… Вся зенана ждала новостей. Никто не входил в темную комнату, где лежала роженица, но все прислушивались к вздохам, доносившимся из-за мушарабии, к стонам, долетавшим из-за штор. Женщины вспоминали, как сами некогда сходили с ума от боли, просвещали девочек. Обычно какая-нибудь морщинистая старуха начинала рассказывать истории о боге-похитителе и в ночной тишине звучал только ее монотонный голос. Как бы ни протекали роды, легко или с осложнениями, они всегда были праздником для остальных женщин, ведь это было единственное событие, по поводу которого зенане было позволено совершать священный ритуал. Он всегда завершался гимном Дхарме, независимо от того, рождался ли ребенок живым или мертвым, была ли это девочка или мальчик, был ли новорожденный красивым или уродливым, здоровым или хилым.
«Дхарма! Дхарма!» — повторяла Сарасвати, пытаясь превозмочь боль. А за занавесом, отделившись от нечистоты, поражающей тело роженицы, женщины следили за каждым ее вздохом, улавливали каждый ее крик. Сарасвати была не одна. Все женщины зенаны, подруги или враги, нежно любящие или яро ненавидящие, окружали ее, доведя до предела остроту своих чувств. А где-то в глубине коридоров она слышала, как шлепают по каменному полу ноги старой Ситы.
Новые схватки, еще сильнее прежних, скрутили ее. Крик, вопль зверя, пронзенного стрелами.
— Похититель, — пробормотала царица и опять задышала тяжело и надсадно.
Зенана затихла. И Сарасвати осталась одна. Вокруг царило ледяное молчание. Прежде чем потерять сознание, Сарасвати успела различить в темноте дрожащий огонек масляной лампы и тощую фигуру, согнувшуюся за занавесом, которая, казалось, готова была пренебречь нечистотой комнаты, где рожала царица.
Брахман пришел так быстро, как только мог. Прежде чем войти в нечистую комнату роженицы, он помолился богам, попросив не наказывать его за предстоящее приближение к нечистому. Это была всего лишь формальность: закон позволял человеку аюрведы помогать роженицам, просто после этого нужно было выполнить все очистительные ритуалы, чтобы не осквернилось достоинство брахмана. Увидев Сарасвати, он подавил дрожь. Сита упала у подножья чарпаи, съежилась, не зная, что делать.
— Повитуха!
Она обхватила голову руками:
— Все кончено, брахман, все кончено.
— Нет, — твердо сказал монах и указал на пакет, который принес с собой. — Это травы. Разложи их вокруг нее! Так… Теперь я буду читать мантры.
Повитуха послушно обежала комнату и положила каждую травку, каждый цветок на предписанное им место.
— Прежде чем я начну произносить заклинания, подожги подле ее чрева кожу черной змеи.
Брахман протянул ей черную шкурку, и Сита бросила ее в огонь лампы.
— Скоро взойдет солнце, — сказал брахман. — Я должен закончить до зари, ибо она благоприятствует смерти. Дай мне сому.
Он приблизился к чарпаи. До восхода оставался час. Время, казалось, колебалось, зависнув между тьмой и светом. Из зенаны не доносилось больше ни одного вздоха. Брахман начал нараспев читать мантры.
— Внемли мне, о женщина, вот сома, напиток бессмертия! Вот бог огня и бог-конь. Да придут они в этот дом, да будет их пребывание здесь благотворно. Вот сома, напиток бессмертия, извлеченный из вод, да сделает она твое дитя легким и подвижным, да освободит она его из твоего чрева! О женщина, вот благие божества, Ананда, Павана, Арка и Ваваса, вот все духи, что защищают тайные воды; разорваны путы, сковывавшие коней, разорваны солнечные лучи. Освободись от страха, о дитя, явись, явись скорее!
Сарасвати застонала.
— …На священной горе стоит богиня Сураса. На ее лодыжках нанизаны кольца, помогающие беременной женщине рожать. Аим! Хрим! О богиня! Ты, счастливо увенчанная! — Брахман достал из складок его дхоти какое-то растение, оторвал один листок и начертал на нем знак. — Царица, вот растение адхака, облегчающее роды!
Сарасвати больше не издавала ни звука. Брахман положил листок на постель, вид у него был удрученный. Он повернулся к повитухе:
— Советовала ли ты ей во время беременности молиться каждую субботу богу-обезьяне Хануману?
— Да, она это делала… — пробормотала Сита. — Дхарма! Дхарма! Похититель оказался сильнее, брахман.
— Нет! Эта женщина еще борется с демоном. Жизнь в ней не угасла. Сарасвати — воительница.
— Что ты говоришь?
— Воительница, — повторил Мохан.
Сита не поняла. Но она видела, что брахман говорит это самому себе.
— …Воительница, — опять пробормотал он.
Фигура за занавесом содрогнулась.
Когда взошло солнце, раздался крик новорожденного. Но повитуха нахмурилась:
— Девочка не выжила.
Брахман улыбнулся:
— Да… Но ее сын будет жить!
В свете разгорающегося дня Сарасвати открыла глаза:
— Ребенок умер?
— Первый ребенок! — ответила Сита. — Только первый!
Сарасвати тряхнула головой.
— Это были близнецы, — продолжала повитуха. — Близнецы! Поэтому тебе и было так больно!
— Близнецы, — повторила Сарасвати. — У меня остался сын?
— Погоди, погоди, моя красавица. Для него еще столько нужно сделать!
Сарасвати увидела Мохана.
— Ты спас меня. Ты спас моего сына.
— Похититель побежден, царица.
— Да, но девочка умерла. Где она?
— Ее унесли к реке; ее нельзя было оставлять здесь. Но не скорби о ней: ее душа была чиста, так же чиста, как душа брахмана, и она скоро возродится. Дхарма!
— Дхарма! — повторила Сарасвати.
Обитатели зенаны опять засуетились. Нынче утром будет много разговоров. Вопли повитухи разбудили всех. Судя по звяканью кувшинов и тазов, все совершали большое омовение.
— Тебя благословили боги, царица, знай это! Поверь человеку аюрведы: когда рождаются близнецы, мальчик и девочка, обычно умирает мальчик, если боги решают погубить одного ребенка.
— Дхарма, дхарма… Покажи мне моего сына.
— Какая ты нетерпеливая! — воскликнула Сита. — Значит, к тебе быстро возвращается жизнь! На, посмотри на своего сына, его смазали золотым порошком, медом и маслом! И отпусти брахмана, он должен составить гороскоп. Ну вот! А теперь я должна омыть младенца водой с кардамоном.