Начальник милиции. Книга 3

Дамиров Рафаэль

— Иди отсюда! Пока я милицию не вызвала! — размахивала бабуля веником.

— А Пётр Петрович куда уехал, не знаете? — попробовал я вступить в переговоры.

— А тебе зачем Петя? Что, квартиру ограбить? Он в милиции работает, тебя посадит!

— Так его дома нет? — не сдавался я.

— Дома он, дома! Не лезь в квартиру, поймает — посадит!

Судя по всему, бдительная соседка пыталась меня запугать и выгнать, но вышло наоборот. Непреодолимое желание проверить, здесь ли Кулебякин, только усилилось. В голове созрел план. Никогда раньше я не вламывался в чужие квартиры,

но сейчас, кажется, придётся.

— Всего доброго, бабуля, — сказал я и поспешил к машине. В спину мне сыпались угрозы про участкового, управдома, дворника дяди Паши и ещё каких-то важных лиц.

— Что так быстро? — встретил меня вопросом Эдик, стоявший у машины и куривший «Мальборо».

— На стрёме стоять умеешь? — быстро спросил я.

— Чего? — сигарета чуть не выпала у него изо рта.

— Я сейчас в хату полезу, через форточку. Ты смотри, чтобы никто не поднял шум. Зырь по сторонам и, если что, любыми способами отвлекай возможных свидетелей.

— Ха! Мент в форточку полезет? Про тебя репортаж надо снять и в «Очевидное-невероятное» отправить.

— Разговорчики! — отмахнулся я. — Я полез. Если что, дай знак.

Произнёс всё это серьёзно, но не слишком. Чтобы Эдик проникся, а не струхнул случайно.

— Махнуть рукой?

Я покачал головой.

— Дурак, как я это увижу? Придумай что-нибудь другое.

— Ладно…

Я подошёл к дому с нужной стороны, задрал голову. Второй этаж — не высоко и не низко. Под окном росла огромная черёмуха, почти как лестница. Очень кстати.

Вскарабкался я на дерево с неожиданной для себя ловкостью. Удивительно, что не лазил по деревьям уже лет сорок, но руки всё помнили. Физическая подготовка пригодилась — турники не зря мучил! Подтягивания — лучшее упражнение, если хочешь легко и сноровисто лазить по деревьям.

Я был на середине пути, когда снизу раздалась песня в исполнении Эдика:

"Орлята учатся летать,

То прямо к солнцу в пламень алый,

То камнем падая на скалы…"

Зашибись он песню выбрал, приободрил меня. И какого хрена он вообще запел, да еще так фальшиво? С его голосом пожарную тревогу объявлять — самое то.

И тут до меня дошло, что это и есть условный сигнал опасности, который Эдик выбрал на свое усмотрение. Я перестал шелестеть листочками и притворился гусеницей. Замер.

— Ты чаво здесь орешь? — раздался снизу знакомый голос.

— Бабушка, а что, петь разве запрещено? — парировал Эдик.

— А ну я тебя щас!

Сквозь густую листву я разглядел, как старушка бесстрашно машет веником, что Добрыня булавой. Эдик вынужден был отступить и укрыться в «шестёрке». Бабуля, довольная победой, уселась на лавку у подъезда. Пощурилась на солнышко, убрала веник под лавку и достала из кармана передника спицы, клубок. Вязать пристроилась.

Шерстяные пассатижи! Ни раньше, ни позже! Прямо под черемухой. Она бы еще подружек сюда позвала.

Только я это подумал, как по закону подлости, а может, по другому не менее гнусному закону под названием «накаркал» из соседнего подъезда выплыла парочка похожих бабулек. У одной коробка с лото под мышкой, у второй кулек

семечек в руках. Они присоединились к той, что с веником и спицами. Расселись на лавке, что-то бурно обсуждали. Смеялись и радовались непонятно чему, словно дети. Из разговоров я понял, что они собирались пойти в беседку и поиграть в лото.

Куда уходит детство? Да никуда оно не уходит! Прячется оно, чтобы потом, в старости, ка-а-ак выскочить…

Но в беседку, на мою беду, подружки так и не пошли, а я завис на черемухе. Что делать? Надо пробовать лезть дальше — вниз-то точно нельзя. И я стал карабкаться.

С дерева тут же посыпалась какая-то шелуха, и прямо на головы бабулек.

Ну все, трындец! Но, на мое счастье, одна из них в это время рассказывала байку про Брежнева, который так и не стал генералиссимусом только потому, что не смог выговорить это слово, пытаясь отдать соответствующий приказ. Бабульки задорно ржали, а я лез под шумок вверх.

Щёлк! — предательски хрустнула веточка, а я снова замер, снова гусеница.

— Тишка! — прокричал, задрав голову, кто-то из старушек. — Опять гнезда разорять полез. Негодник! Приди только домой, я тебе!

Теперь я не гусеница, а кот. Я даже хотел мяукнуть в ответ, но фиг знает, как этот Тишка разговаривает, лучше промолчу. А через минуту снова стал карабкаться, но уже с максимальной осторожностью. Кот — это хорошая подсказка. Вот по-кошачьи бесшумно я и старался.

Это было самое долгое моё древесное восхождение. Почувствовал себя ленивцем, те тоже часами на ветке висят.

Но вот и желанная цель — окно квартиры Кулебякина. Как проникнуть туда, если оно закрыто? Об этом я не задумывался, пока лез, ведь обычно летом форточки открыты, но тут все оказалось закупорено.

Я надавил на створку окна пальцами, надеясь выдавить шпингалет, но тот выдержал. Потрогал форточку, она пошевелилась. Ура! Открыта, просто ветром захлопнуло. Оттолкнул её и полез внутрь. Благо я стройный и брюшком не обремененный, а то бы не протиснулся.

Проникнуть в квартиру получилось ловко. Даже поймал себя на мысли, что из меня бы сейчас неплохой форточник получился. Днем я мент, а вечером вор. И лавэ всегда при мне будет. Тьфу, блин! Отогнав дурные мысли о воровстве, я стёк на подоконник из форточки змеёй. Мягко спрыгнул на пол и оказался на кухне.

— Петр Петрович! — крикнул я в пустоту квартиры. — Вы здесь?

Вытащил пистолет и щелкнул флажком предохранителя. Патрон уже в стволе, затвор я заранее передернул. Палец мягко лег на спуск, готовый в любой момент нажать на него.

Почему-то я нутром чуял опасность. Здесь кто-то есть? Не знаю… Ничего такого не слышно. Но опасность эта повисла в воздухе, и об нее будто бы можно было стукнуться головой.

Глава 19

Я сделал шаг по потертому линолеуму кухни. Где-то тикали ходики. Всё выглядело вполне обычно. Но вот эта гнетущая тишина казалась неестественной, метрвой. Будто я нахожусь не на втором этаже многоквартирного дома, а глубоко в бункере, где все плотно закупорено. И, кстати, света-то тоже почти нет. Из-за плотно задернутых штор он почти не пробивался.