Начальник милиции

Дамиров Рафаэль

Дежурный подтянул под животом сползающие форменные брюки цвета мокрой мыши и потопал на второй этаж. Деревянные ступени лестницы натужно заскрипели, казалось, вот-вот развалятся под его тушей. Я с опаской последовал за ним — не хотелось провалиться. И почему в этом Зарыбинске нормальную ментовку нельзя построить? Но тут же я вспомнил, что проблема с площадями в Союзе всегда была. По крайней мере, в провинции точно, а в Москвах — не знаем.

— Морозов? — глазел на меня сверху дежурный, он уже взобрался на второй этаж. — Ну ты чего застыл?

— Иду, — насмелившись, я проскочил аварийные ступеньки в три

прыжка.

Взлетел на второй этаж. Легко и бодро, аж сам удивился. А потенциал у моего тела определенно есть. Если физической нагрузкой его озадачить, то вполне себе мужиком можно стать, не все так плохо, как казалось. Самое главное, нет никаких эксцессов и болей в аппарате моем опорно-двигательном. В прошлой жизни он все меньше становился двигательным и все больше — опорным.

— Разрешите? — постучался в дверь дежурный.

Дверь непростая — по-начальственному пухлая, среди всех других выделяющаяся, обита потрескавшимся черным дерматином, а наверху табличка: «начальник майор милиции П. П. Кулебякин».

— Да! — отозвалась голосом с хрипотцой приоткрытая щель за дверью.

Дежурный на удивление ловко протиснулся внутрь, открыв дверь ровно на столько, сколько требовалось для ширины его тушки. Тренированный, гад, к начальству хаживать.

Я проскочил за ним тоже без сложностей, мне и вдвое меньше пространства хватило бы.

— Чего хотел? — оторвал взгляд от расстеленного на столе «Советского спорта» майор лет преклонных, но по некоторым косвенным признаками — вполне себе еще мужик. И по бабам ходок и выпить мастак. Таких престарелых котов, сразу видно. Взгляд живой и с хитринкой. Блеклые усы ровно подстрижены, как на выставку. Лысина тщательно зализана остатками выцветших волос. Чувствуется запашок парфюма советского пошиба: аромат сена и дубового мха.

Никак «Сашей» пшыкается? Популярный одеколончик, одобряю. Был раньше у меня такой. Только никогда не мог понять, почему на этикетке и на коробочке морда утонченного французика (ну или другого евроГейца, их сейчас вообще не разобрать, ни по нациям, ни по гендеру). Я вот считаю, что на наши одеколоны надо ставить наши русские морды. Которые знают, как карбюратор перебрать, как траву покосить и, если что, могут запросто коктейль из этого самого одеколона забабахать. Например, советский коктейль «Александр III». Как щас помню, делается он просто: «Тройной» плюс «Саша» и без закуски.

— Петр Петрович, — вдруг чуточку вспотел дежурный. — Тут это самое… Морозова дружинники задержали.

От его былой бегемотской вальяжности не осталось и следа. Очевидно, начальник держал личный состав в строгости, как помещик крепостных, только сёк словом и крепким матом, а не розгами. Старлей напоминал сейчас испуганного школьника, который словно готовился услышать страшную фразу: «Так, а теперь убираем учебники и достаeм двойные листочки…».

— Морозов, ты чего натворил, дурья башка? — усталым взглядом уже в меня уперся майор.

— Ничего такого, гражданин начальник. На пляже загорал, подошли двое и…

— Ой, Морозов, ядрёна сивуха! — поморщился, будто от зубной боли, мент, — вечно у тебя причина какая-то. И какой я тебе «гражданин начальник»? Перегрелся? Иди уже с глаз долой, без тебя забот по самые гланды. Что встали?! Гребите отсюда, я сказал…

С одной стороны, я рад, что меня так легко

отпустили, но с другой, я так и не понял, куда мне идти. Ну не спрашивать же у начальника ГОВД, тогда точно упекут в учреждение государственное, но немного другой направленности. В голове вдруг послышалась фраза голосом актрисы Крачковской: «…И тебя вылечат».

— Товарищ майор, а кто такой Эрик Робертович? — спросил я, и поймал себя на мысли, что майора назвать «товарищем» оказалось не сложно. Как говорится, новая жизнь, новая личина, нужно соответствовать образу советского парня.

— Ты чего, Морозов? — покрутил пальцем у виска майор и горько вздохнул, будто я его обидел чем-то.

Не стал я уточнять, чем. Пока майор не передумал, я поспешил на выход. Обогнал дежурного, вышел на крыльцо и задумчиво сунул руки в брюки. И тут в необъятных провалах, именуемых карманами, нащупал ключ.

Опа! Как я его раньше не нашел? Вытащил, оглядел. Ключик не золотой. Самый что ни на есть простой, но я почувствовал себя вдруг счастливым Буратино. Потому что на ключике на скрепке висела неказистая, но обнадеживающая бирка из отрезка рыжей покоробленной клеёнки. На ней выведено ровно и округло шариковой ручкой: «Общеж. №1 ком. 13».

Глава 6

Итак, у меня есть ключ от комнаты в общаге, а значит — крыша над головой какая-никая имеется. Ура! Жаль, что не квартира, но это лучше, чем жить, например, с родителями, которых я в глаза здесь не видел, или с женой, которая и не знаю, как выглядит. А вдруг страшная и сварливая? Впрочем, почему-то я был уверен, что жены у меня нет. На безымянном пальце правой руки — ни следочка от обручалки. Да и возраст у меня, кажись, щенячий, рановато еще семьей обзаводиться. Хотя в СССР женились и выходили замуж относительно рано.

Один вопросик не давал покоя — почему меня менты знают. На ум пришло лишь одно объяснение — в этой новой жизни я частый посетитель ментовки. Может, и судимость имеется… Быть может, на отметки хожу. Или недавно отбывал суток десять-пятнадцать там у них в КПЗ. Лучше всё-таки последнее, конечно, это все-таки не судимость, а административка. В СССР арест до пятнадцати суток запросто можно было схлопотать, например, за мелкое хулиганство, за неповиновение менту или народному дружиннику (что мне буквально несколько минут назад чуть не вменили).

Короче, надо найти мою общагу и там выяснить, с кем живу, где работаю или учусь. Досьишко на себя подсобрать, в общем.

В том, что у меня была какая-то занятость, я не сомневался. Не принято было в эти времена не работать. Даже статья за тунеядство в УК РСФСР предусмотрена. Так что, если я не алкаш (а я точно не алкаш, слишком опрятен, это сразу видно), значит, хожу в рабочее время в какой-нибудь казенный дом, учреждение, институт или другую шарагу.

Жизнь приобретала новые краски — чувствовал я себя Колумбом, который скоро откроет не Америку (чтоб она провалилась к чертям собачьим), а самого себя. Интересное ощущение, будто заново родился, но сразу в возрасте дееспособном и осмысленном. Минуя детство, когда за тебя всё решают и тебя шпыняют. Если бы молодость знала, если бы старость могла… Вот как раз сейчас и могу, и знаю. Хотя насчет последнего не стоит слишком обольщаться. Все же я в другом времени.