Начальник милиции
Шрифт:
Замер, даже дышать перестал. На самодельных плечиках, скрученных из толстой проволоки, висела… серая милицейская форма советских времен. Навскидку — примерно моего размера. Уж точно не Ахметова — он гораздо выше меня, явно не его лекалы.
Твою мать!!! Я не верил своим глазам… Я — мент?!.. Это шутка злодейки-судьбы такая?!
Даже дыхание спёрло, а в голове язвой крутилась легкомысленная мерзкая песенка: «Хоп, мусорок».
Так вот почему дежурный в ментовке меня узнал. И начальник местной милиции майор Кулебякин тоже… А я думал, что вхож в криминальный контингент. Еще и удивился, что меня так легко отпустили. Ха! Наивный! Подумал,
Я схватился за голову. Да за что мне это?
— Мороз, чо с тобой? — вытянул шею Ахметов, заглядывая мне через плечо.
— Иди, капли отнеси, — отмахнулся я.
— Э-э… Опять командуешь-на? — проговорил он с претензией, но уже совсем без агрессии.
— Привыкай, Нурик, привыкай… Ведь я… — вглядевшись на погон кителя, сверкающий двумя звездочками на «стальном» галуне, я сглотнул и с хрипотцой выдавил: — Ведь я лейтенант советской милиции…
А после еле слышно пробормотал:
— Надеюсь, какая-нибудь штабная крыса или, на худой конец — участковый.
А еще лучше — кадровик какой-нибудь. Вроде и мент в погонах, а работает только с бумажками, и жульманов разве что через решетку видит, когда проходит мимо дежурки в восемь и в пять. Проговорил я это тихо, даже почти про себя, а не вслух, но Нурик, чтоб его растак, услышал.
— Мороз. Ну ты точно сегодня летящий. Какой на фиг участковый? Ты этот… Который кино показывает… забыл, как называется.
На сердце немного отлегло. Кино в милиции не показывают, ни в той, ни в будущей полиции. Может, это ошибка? Форма — а что форма? Она бутафорная, из театра или из ДК, а я какой-нибудь киномеханик или билетер-кассир в местном клубе. А что? Не западло…
— Какое-такое кино? — с надеждой уставился я на соседа.
Смотрел на него, как утопающий на последнюю шлюпку. Ахметов проговорил, нацелившись уже в дверь:
— А я почём знаю? Какое вы там крутите… Должность у тебя называется как-то хитро, с фильмом созвучное. Или с кино… Точно, вспомнил! Ты кинолог!
Глава 8
ТЫ КИНОЛОГ! ТЫ КИНОЛОГ!
Пульсировала в голове последняя фраза Нурика, будто он повторял ее снова и снова. Конечно, сосед молчал, щурился и с любопытством наблюдал за мной, будто Миклухо за аборигеном. Хорошо, что Нурик не отличается умом и сообразительностью, как птица Говорун, и не сможет вычислить во мне чужака. Поэтому я не слишком перед ним скрывал обуявшие меня эмоции. Поскреб затылок, побродил задумчиво по комнате, подошел к кровати и сел.
Это что получается?.. Судьба собрала все мои фобии в один флакон — и засунула меня туда же? Теперь я мент и собачник. Что может быть для меня хуже?.. Твою мачеху!
Не лучше ли было сдохнуть? — промелькнула в мозгу гаденькая мысль, но я тут же задавил её на корню.
Нет! Не просто так мне был дан второй шанс. Так не бывает. Если новые жизни загораются, значит, это кому-нибудь нужно… Значит, я должен что-то сделать… Что? Для кого? Зачем?
Вопросов много, но разберемся с этим позже, а сейчас надо с моим родом деятельности порешать. Чай не крепостной — из ментовки и уволиться можно. Завтра же заявление накатаю, или как там у ментов называется? Докладная? Рапорт?.. И — свобода попугаям! Ну, допустим, не так сразу. Сколько сейчас по КЗоТу РСФСР отработать положено? Две недели? Месяц? Да, если даже месяц, как-нибудь сдюжу. Никогда дядя Саша под ментами не ходил и ходить не будет. На том и успокоился.
Я вернулся к шкафу, порылся в карманах кителя и нашел ксиву. Красные корочки, немного пухлые, но одновременно твердые, из текстурного ледерина. Держал двумя пальцами, будто гадость какую ползучую. Раскрыл, осмотрел. Слева — подгрудное фото теперешнего меня в форме лейтенанта милиции, скрепленное оттиском печати, рядом с фотокарточкой, правее, красный герб. Ниже черными чернилами от руки прописан личный номер и дата: «действительно до 28 августа 1980 г.». На правом развороте ксивы вверху печатный текст: «Управление внутренних дел Угледарского облисполкома». А дальше опять прописью: «лейтенант милиции Морозов Александр Александрович».
В строке «состоит в должности» выведено буквами жирными и корявыми: «ИНСПЕКТОР-КИНОЛОГ Зарыбинского ГОВД». Поморщился, поскрипел зубами и стал читать дальше, даже не обратил внимания, что очки для чтения уже не нужны, быстро я привык к своей новой сущности.
То, что было написано в удостоверении ниже, меня почему-то порадовало: «владельцу удостоверения разрешено хранение и ношение огнестрельного оружия».
Волына на кармане — всегда лишний гемор и дополнительный срок, так я считал в той жизни. А тут все законно, чин-чинарём можно со стволом разгуливать. Пистолет лучше, чем прут арматуры, уж мне ли не знать.
Я ухмыльнулся весело, но тут же поймал себя на мысли, а на фига мне здесь ствол? С кем бодаться? Хозяин и Серый в той жизни остались, а тут, тьфу-тьфу, врагов пока не нажил, кроме таинственного Эрика Робертовича. Но этот рыжий с бакенбардами не в счёт. По нему сразу видно, что баклан и даже не мент… Стоп! Меня вдруг осенило. Если сейчас 78-й, то…
Советские пассатижи!
Мои недруги из той жизни сейчас здесь должны быть где-то! И ничего обо мне пока не знают. Пальцы сами похрустели костяшками, будто разминались перед схваткой, но мозг быстро дал стоп-кран разогнавшемуся было составу. Сколько им лет-то сейчас? Тьфу. Полковнику Гурьеву — лет пять-семь, а Серому? Фиг знает, но тот постарше Хозяина. Но тоже сейчас возраста щенячьего, ну максимум раннего комсомольского. Не с детьми же мне биться и вопросы решать! Забыть? Простить?
Можно и забыть пока… вот подрастут — увидим, чья правда будет.
— Слышь, Мороз! — окликнул меня вернувшийся Нурик, он отдал бутылёк коменде и был почему-то весел, очевидно, спрыгнул-таки с дежурства. — А ты чего стоишь и в открытый шкаф пялишься? Трамвай ждешь? Ха-ха!..
На следующий день, в пятницу, утром меня разбудил дребезжащий звон тысячи ржавых колокольчиков и медного таза одновременно. А как еще описать звук железного советского будильника? Надежного и неубиваемого, как Т-34.
Я подскочил и сел на кровати. Подумал, что пожарная тревога приключилась. Бывало, в отряде проводили учебные, но, скинув с себя одеяло с общаговским штампиком, я быстро успокоился — увидел свои почти безволосые ноги с белой кожей, что попка у комсомолки. Фух! Не сон! Я не сплю. Я и правда в прошлом…
Будильник еще с вечера поставил, на работу мне, вроде, к девяти, стрелки сейчас показывают восемь.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Нурик с шипящей чугунной сковородкой. Снаружи она обросла слоями черной «каменной» гари, а внутри аппетитно дымилась яичница с жареной колбасой и луком.