Начало опричнины
Шрифт:
Наряду с поучением чадцам завещание содержит «исповедание», наполненное поразительными признаниями. Иван кается во всевозможных грехах и преступлениях и откровенно признает, что снискал всеобщую ненависть своими злыми делами: «аще и жив, но богу скаредными своими делы паче мертвеца смраднеишии и гнуснейший... сего ради всеми ненавидим есмъ...» [965] . Царь говорил о себе то, чего не смели произнести вслух его подданные.
Всего лишь за полгода до опричнины боярин Курбский пенял на чудовищную неблагодарность царя, сетовал на изгнание в дальние страны и т. д. «... воздал еси мне злыя за благие, — писал он Ивану, — и за возлюбление мое непримирительную ненависть...» [966] . Теперь совершенно тем же языком заговорил другой «изгнанник» — царь Иван. Ум покрылся струпьями, жалуется Иван, «тело изнеможе, болезнует дух, струпи телесна и душевна умножишася, и не сущу врачу, исцеляющему мя, ждах, иже со мною поскорбит, и не бе, утешающих не обретох, воздаша ми злая возблагая, и ненависть за возлюбление мое» [967] .
965
ДДГ,
966
Курбский. Сочинения, стр. 3. (Курсив наш. — Р. С.).
967
ДДГ, стр. 426. (Курсив наш. — Р. С.).
Не прошло и полугода с тех пор, как Грозный бросил Курбскому горделивую фразу о «вольном Российском самодержьстве». И вот наступил жалкий финал. Самодержец и помазанник божий был «изгнан» от своего достояния своими холопами боярами и «скитался» по странам. Для человека, обладавшего колоссальным честолюбием и вполне традиционным складом мышления, свято верившего в божественное происхождение своей власти, отъезд «с государства» не был фарсом. Исполненные трагизма жалобы царя на невыносимые душевные и телесные страдания и отчаянное одиночество как нельзя лучше передают то страшное потрясение, которое пережил Грозный после отъезда в слободу. Как рассказывают современники, в дни отречения от престола Иван впал в тяжелое нервное расстройство, внезапно изменившее весь его облик. Когда царь вернулся в столицу после десятинедельного отсутствия, многие люди не могли узнать его, так он изменился [968] . Как видно, жалобы на «изнеможение» тела, умножение струпий телесных и душевных в царском завещании не были простой риторической фразой.
968
G.Hoff. Указ. соч., стр. 5.
В дни отречения и отъезда в слободу царь Иван испытывал смертельную тревогу за будущее династии, за судьбу сыновей. В этом заключен, пожалуй, весь пафос его завещания, окрашенного в мрачные, трагические тона.
3 января 1565 г. в Москву прискакал гонец К. Д. Поливанов, привезший обращение царя к митрополиту, Боярской думе и всему православному населению столицы.
В послании к думе и митрополиту Грозный объявлял, что покидает царство, простирая гнев и опалу на членов Боярской думы: бояр, конюшего (И. П. Федорова), дворецкого (Н. Р. Юрьева), казначеев (Фуникова и Тютина), а заодно и на дьяков и дворян, епископов, игуменов и прочих вассалов светских и духовных. Далее Иван многословно перечислял «измены боярские и воеводские и всяких приказных людей, которые они измены делали и убытки государьству его до его государьского возрасту...» [969] . Подлинник царского послания к митрополиту не сохранился. В официальной летописи его содержание передано кратко и тенденциозно [970] . Послание митрополиту в значительной части повторяло аргумент царского послания к Курбскому, написанного полугодом ранее [971] : В летописи очень кратко изложена, главным образом та часть царского послания, в которой речь шла о давнишних «изменах» Боярской думы в годы боярского правления. В те времена бояре делали «многие убытки» народу, истощили царскую казну, растаскивали государские земли и раздавали их родне и приятелям, собрали себе великие богатства и стали уклоняться от службы, не только не радели о православном народе, но и чинили насилия «крестиянам». Царь ничего не может поделать с изменниками: едва он захочет «понаказать» боярина, князя, приказного или дворянина, как духовенство, «сложась» с думой, берет опальных под свою защиту [972] .
969
ПСРЛ, т. XIII, стр. 392.
970
Известно, что царские послания никогда не отличались лаконичностью и что даже по незначительным поводам царь Иван составлял широковещательные послания на десятках страниц. Очевидно, он не мог ограничиться краткой и маловразумительной отпиской в такой ответственный момент своей жизни, как отречение от престола в январе 1565 года.
971
Названные послания по существу адресовались всему Российскому государству, но одно было памфлетом на изменника Курбского, а другое изобличало всех изменников сразу. Оба послания начинались с описания преступления бояр в годы боярского правления. В послании Курбскому этому предмету посвящено несколько страниц, а в официальной летописи — несколько строк. В послании Курбскому далее следовал длинный перечень «измен» Избранной рады. В летописном изложении послание царя к митрополиту эта наиболее актуальная часть была полностью опущена. Несообразность летописного рассказа очевидна: царь не мог объявить своим подданным опалу за одни только проступки двадцатилетие давности.
972
ПСРЛ, т. XIII, стр. 392.
Обращение царя вызвало страх и замешательство среди членов Боярской думы, спешно собравшихся в Кремле на подворье митрополита.
Между тем, в нескольких шагах от митрополичьего двора думные дьяки П. Михайлов и А. Васильев поочередно читали царское послание к населению столицы. Слухи об отречении царя мгновенно распространились по всей столице. Вскоре площадь перед дворцом запрудила громадная толпа ремесленников, мелких торговцев, кабального люда, ярыжек, нищих и т. д. Специальным посланием царь извещал посадских людей о своем отречении и просил их, «чтобы они себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и опалы никторые нет» [973] .
973
ПСРЛ, т. XIII, стр. 392.
Выражая милость посадскому населению, царь в то же время объявлял опалу власть имущим. Тем самым он как бы апеллировал к народу в своем давнем споре с боярством. Царь, не стесняясь, говорил об измене бояр, притеснениях и обидах, причиненных ими народу. Отречение царя и его апелляция к народу привели в движение низы и вызвали призрак народного восстания. Опасность волнений полностью дезорганизовала аппарат управления: «все приказные люди приказы государьские отставиша, и град отставиша, никим же брегом» [974] .
974
ПСРЛ, т. XIII, стр. 393.
Громадные толпы горожан, возбужденных слухами о великой боярской измене и царской опале на власть имущих, со всех сторон окружили митрополичий двор, где укрылись члены Боярской думы, приказные, дворяне и духовенство. Представители купечества и горожане, допущенные в митрополичьи покои, заявили, что остаются верны старой присяге и будут просить царя, чтобы тот «государьства не отставлял и их на разхищение волком не давал, наипаче же от рук силных избавлял» [975] . Челобитная посада заканчивалась прямыми угрозами
975
ПСРЛ, т. XIII, стр. 393. (Курсив наш. — Р. С.).
Опасность народных волнений и твердая позиция представителей посада оказала сильное влияние на решения импровизированного Земского собора, заседавшего на митрополичьем дворе [976] . Противники Грозного, пользовавшиеся большим весом в Боярской думе и среди титулованной знати, не осмелились поднять голос среди общего негодования на «изменников» и таким образом безвозвратно упустили благоприятный момент. Под давлением обстоятельств Боярская дума не только не приняла отречения Грозного, но и вынуждена была предоставить главе государства неограниченные полномочия. Дума просила митрополита взять на себя роль посредника и немедленно ехать к царю. Боярская дума и весь собор выразили царю полную покорность и обещали выдать ему головой всех изменников, «...хто будет государьские лиходеи, которые изменные дела делали, и в тех ведает бог да он, государь, и в животе и в казни его государьская воля» [977] .
976
Мнение о деятельности Земского собора в Москве в январе 1565 г. было впервые высказано в литературе еще Н. И. Костомаровым. (См. Н. И. Костомаров. Собрание сочинений. Т. 19, СПб., 1887, стр. 328-330; см. также В. Н. Латкин. Земские соборы древней Руси, их история и организация сравнительно с западноевропейскими представительными учреждениями. СПб., 1885, стр. 80—81).
977
ПСРЛ, т. XIII, стр. 393. Примерно в тех же выражениях передают решение собора Таубе и Крузе: «Если он (царь. — Р. С.) действительно знает, что есть изменники, пусть объявит их, назовет их имена, и они должны быть готовы отвечать за свою вину, ибо он, государь, имеет право и силу строжайше наказывать и казнить... они были бы счастливы передать себя в его полное распоряжение». (Послание Таубе и Круза стр. 32).
После длительных совещаний митрополит решил «для градского брежения», на случай волнений остаться в столице. Делегацию к царю возглавили архиепископ Пимен и архимандрит Левкий, известные любимцы и «угодники» Грозного. Не теряя времени, посланцы митрополита и члены Боярской думы отправились в слободу прямо с митрополичьего двора, не заезжая на свои подворья. Согласно официальной версии, бояре направились к царю в порыве верноподданнических чувств. По свидетельству же некоторых современников, царь сам назвал имена лиц, которые должны были немедленно явиться в слободу [978] . Опричник Штаден утверждает даже, что царь выехал в слободу якобы из-за мятежа (опасаясь мятежа), затем оцепил слободу воинской силой и приказал привести из Москвы и других городов тех бояр кого он потребует [979] .
978
Послание Таубе и Крузе, стр. 32.
979
Г. Штаден. Записки, стр. 86.
Путь из столицы в слободу, отнявший у царского поезда почти месяц, был преодолен посланцами собора в два-три дня. Подступы к слободе охранялись сильными воинскими заставами, задерживавшими ходатаев. Царь велел пропустить в слободу одних лишь посланцев митрополита. Для вида он долго упорствовал в решении покинуть трон, но затем «уступил» слезным молениям близкого приятеля Левкия и Пимена. Ознакомившись с благоприятным для него решением собора, Грозный приказал пропустить в слободу руководителей Боярской думы. Слобода в те дни напоминала настоящий военный лагерь. Бояре были доставлены во дворец под сильной охраной, «как явные враги» [980] . Руководство думы верноподданнически просило царя сложить с них гнев и править государством, «как ему государю годно» [981] .
980
Послание Таубе и Крузе, стр. 33.
981
ПСРЛ, т. XIII, стр. 394.
Отвечая думе, Грозный вновь перечислил боярские измены и на этот раз прямо обвинил своих противников в стремлении свергнуть законную династию. Он напомнил им, «как мятежны были его подданные по отношению к нему и его предкам... до сего дня и как много пролили они крови этого рода (Владимира Мономаха. — Р. С.), пытаясь прекратить высокославную династию и посадить вместо нее другую, и теперь еще они постоянно готовы совершить это» [982] . После смерти Василия III, заявил царь, бояре хотели лишить его законных прав и сделать своим государем выходца из рода князей Суздальских-Горбатых [983] . Этих людей он ежедневно сам должен видеть в числе тех, кто причастен к правлению [984] . Обвинения против Горбатого и прочих крамольных бояр царь заключил утверждением, будто изменники «стремятся лишить его жизни, уничтожив его и его близких, подобно тому, как это случилось с благочестивой, почившей в бозе царицей, происходившей из рода Романовых, и если бы бог не воспротивился этому и не открыл их козни, то то же случилось бы с ним и его сыновьями» [985] . «Вследствие этих и им подобных причин, он, царь, принужден принять меры, чтобы предупредить надвигающееся несчастье» [986] .
982
G.Hoff. Указ. соч., стр. 4. Царь винил бояр в пролитии царской крови, имея в виду расправу с братьями Василия III кн. Ю. Дмитровским и А. Старицким в 30-х годах.
983
G.Hoff. Указ. соч., стр. 4. В Кенигсбергском списке Послания Таубе и Крузе упомянуто загадочное имя Barbatto, которое не смог расшифровать переводчик М. Г. Рогинский. В издании Хоффа имя опального боярина воспроизведено более точно— Garbato, т. е. Горбатый. (См. G.Hoff. Указ. соч., стр. 4). В рассказе Таубе и Крузе допущена одна неточность. Царь будто бы заявил о притязаниях на трон выходца из рода Челяднина-Горбатого. Названные авторы смешивают воедино дела о заговоре Горбатого (1565 г.) и И. П. Федорова (1568 г.). Отметим, что в боярских смутах 30-х гг. Челяднины, в отличие от Суздальских князей, почти вовсе не участвовали. И только в период опричнины И. П. Федоров-Челяднин был обвинен в намерении завладеть престолом.
984
G.Hoff. Указ. соч., стр. 5. Заявление о покушениях на жизнь царя служило не более чем предлогом для введения в стране чрезвычайного положения. Вплоть до отъезда из столицы Иван нисколько не опасался за свою жизнь и разъезжал по улицам без всякой охраны, в сопровождении герольда, который возвещал присутствие царя барабанным боем. (См. В. Любич-Романович. Сказания иностранцев, стр. 30).
985
G.Hoff. Указ. соч., стр. 5.
986
G.Hoff. Указ. соч., стр. 5.