Начало пути
Шрифт:
А потом как-то проснулся я утром, и то ли голова у меня трещала, то ли живот болел, уж не помню, один черт,- только поцеловал я ее (я всегда ее целовал перед тем, как на работу идти), а через час вернулся: знал, ее не застану, уйдет за покупками, У меня было сорок фунтов отложено, да еще часы и приемничек, взял я свой чемодан, пальто, подался на станцию и покатил скорым в Лондон. Когда увидал из окна Сэрбитонскую пустошь, еще подумал, может, я зря уехал, а сошел с поезда на вокзале Ватерлоо, зашагал по берегу Темзы к Хангерфордскому мосту, дохнул летней пыли, дыму - и чуть не заорал от радости. Иду по пешеходной дорожке,
А с этаким настроением куда ни придешь, перед тобой одна дорожка - преступление. Ну, я по ней и пошел. Пошатался по Сохо услыхал, в одном гараже покупают краденые машины, и в два счета продал им несколько штук: прямо у обочины подбирал, машины не из самых дорогих, но уж будь спокоен, получил я за них хорошую цену, не то что тогда. Ну и, само собой, одно за другое цепляется, стал я подсоблять в грабежах, все больше шоферил на машинах, на которых воры потом улепетывали. Я в этом деле был мастак, изучил карту и чуть
не весь Лондон знал назубок. Как начну петлять по улицам - ловко да на полной скорости,- хоть кого собью со следа. Коротко сказать, один раз мы вчетвером обтяпали дельце на восемь тысяч фунтов. Да только другие утекли, а меня сцапали. Мы удирали, фараоны гнались за нами по пятам, а у нас было радио, настроились мы на их волну, слышали, как они переговариваются. Ну, я дал тем троим выскочить из машины, а сам припустил в Кройдон. И попался, дали мне пять лет. Вот четыре отсидел, вчера вышел и двинул на Лондон: хочу получить свои две тыщи. Может, скажешь, гиблое дело, где я их теперь найду? Найду, будь уверен. Я бы не пять лет получил, а куда меньше, кабы выдал тех троих да шепнул полиции, где припрятаны денежки. А , я держал язык за зубами, сказал только, что увел шестьдесят две машины, ну, а больше им нечего было мне предъявить.
Когда Билл Строу досказал свою историю, мы были уже немного северней Биглсуэйда. Лил дождь, крыша машины протекала, юг явно не оправдывал наших надежд. Машине так досталось - того гляди, развалится. Мы это оба понимали. Мотор кашлял, точно чахоточный при последнем издыхании; Билл считал, тут нужен не только новый корпус, но и новый мотор, а стало быть, умней бросить эту несчастную калошу при дороге, пускай пропадает.
– От нее уже толку не жди,- сказал он.- Поставил бы ты на ней крест, самое время. Ладно, давай-ка пообедаем, а она покуда остынет. Этой кляче разве что сена подкинуть для бодрости. Пускай постоит, ей на пользу, а сами тем временем чего-нибудь поедим, по крайней мере я. Это ты одним куревом сыт, я так не могу.
– Поесть ты всегда не прочь. Только и знаешь поносить мою машину, да хвастать своими подвигами, да набивать брюхо.
– А ты бы гордился, что везешь меня в Лондон. Я там враз заделаюсь богачом. Сколько на меня тратишь - отдам вдесятеро.
Чудно мне стало, когда он это сказал. Я и не подумал: вот, мол, заливает, показалось даже - вдруг он и впрямь обернется богачом, вроде наврал с три короба, а тут как молнией полыхнет чистая правда.
Я поставил машину как мог дальше от грузовиков и пошел за Биллом в закусочную. Он уже торчал у стойки и так смотрел на меню, будто молился на него.
– Что будем рубать?
– спросил я.
– Я уже выбрал. Насчет жратвы я быстро соображаю.
– Люблю решительных людей,- съязвил я, и его наконец взяла досада.
Что-то ты больно много себе позволяешь, черт возьми. Охота есть одному - ешь. Охота ехать одному - пожалуйста, да только скоро тебе придется шагать в Лондон пешком, а драндулет свой на горбу потащишь.
Он захохотал, и девушка за стойкой поскорей спросила, чего ему подать. Тут он отбарабанил на радость пустому желудку:
– Томатный суп, милашка, потом печенку, сосиски, картофельное пюре с луком. Потом паровой пудинг с заварным кремом, парочку вон тех пирожных с вареньем, кружку чаю, четыре куска хлеба, масло, двадцать сигарет, ложку, вилку и нож.
– Побойся бога,- сказал я.- Я разорюсь. Он меня не услышал.
– Ну, все?
– спросила девушка.
– Еще бы тебя на закуску, - сказал он, приблизив к ней свою заросшую, но самоуверенную физиономию.
Девушка покраснела, отодвинулась и сказала с улыбкой:
– Ну и нахал! Я скажу, когда будет готово.- И обернулась ко мне:- А вам чего подать?
– Бобы с гренками и кружку чая.
– При такой еде ты свой драндулет далеко не уволокешь!
– засмеялся Билл.
– Ты тоже больно много себе позволяешь,- огрызнулся я и выложил чуть не фунт за гору жратвы, которую он себе назаказывал.- С тех пор как я тебя подобрал, все идет кувырком.
Мы отошли от стойки и молча сели за стол. Тут уже сидела тоненькая темноволосая женщина лет двадцати пяти. Она явно скучала в одиночестве и оттого казалась еще привлекательней, чем если б веселилась в компании на каком-нибудь семейном торжестве. Так ли, эдак ли, а она сразу меня покорила - она не доела яблочный пирог и уже задымила сигаретой с фильтром, а я все собирался с духом, соображал, как бы поостроумней с ней заговорить. Заговорить-то надо бы поскорей, пока еще не подали еду,- ведь с набитым ртом разговаривать неприлично.
Биллу Строу она тоже, видно, приглянулась, и он тянуть не стал.
– Передай-ка мне соус, крошка,- сказал он,- Надо поживей чего-нибудь проглотить, не то помру. Обед, видать, еще не скоро состряпают.
Она улыбнулась его незамысловатой неуклюжей шуточке и подвинула к нему неполную бутылочку соуса. Он вытащил у меня из кармана газету и протянул ей:
– Хотите покуда почитать?
– Нет,- ответила она.- Спасибо.
– Я вас понимаю,- сказал он и выпил весь соус до дна.- Тут одни враки. Хотите, подкину вас до Лондона?
Я надеялся, она встанет и пнет его ногой - как бы не так, она благодарно улыбнулась и ответила:
– Мне как раз туда. Вы на грузовике?
– На легковой. Едем из Грэнтема. Вот черт, почему они, гады, не ставят на стол сахар. Я бы уж попользовался. От этого соуса только еще сильней есть охота.
Официантка принесла наконец его заказ и заставила чуть не весь стол.
– Не желаете присоединиться?
– предложил он.
Я бы тоже мог так сказать, но ведь бобами с гренками угощать не станешь!