Начало пути
Шрифт:
Глава 12
Глава 12
Гатчино
2 августа 1795 года.
«Сегодня праздник у ребят, сегодня будут драки», — напевал я мысленно.
Не был я десантником, но второго августа рука тянулась к тельняшке, пусть та и была иных расцветок, нежели у крылатой пехоты. Никогда ранее не интересовался таким совпадением, как празднование Дня ВДВ именно второго августа. Да, вроде бы как именно в этот день были созданы войска «Дяди Васи», но… Почему именно второго? В День святого Ильи? Именно этот святой обладал
И правильно нечего тут думать и фантазировать небылицы.
Именно в день святого Ильи мы и ехали в Гатчино. Да, мы. Я останусь в карете, не пойду на встречу, меня туда не приглашали. Еще не пришло время, когда Павел спросит у Куракина: «А кто это у тебя так справно пишет?» [в РИ так и произошло]. Но верю, что мой час еще придет.
Зачем я катаюсь? Не совсем понятно к чему мне эти поездки. Может я для Куракина своего рода за психолога, который, если что приободрит и успокоит. Но складывалось впечатление, что это некая месть по-детски. Князь решил, что раз я заварил кашу, так должен и потратить свое время и получить необычайные эмоции от дороги.
Эмоции эти отнюдь не лучшие. Очень жесткие кареты. Тут уже применялся принцип рессор, которые скрепляли саму карету и колесные оси. Однако, от этого карету кидало в разные стороны. И вообще при таком способе передвижения нужно инструкцию писать: людям с ослабленным вестибулярным аппаратом ездить в каретах на французских и английских рессорах запрещено! Интересно, а понятие «вестибулярного аппарата» введено в медицинский обиход? Нет, насколько я знаю. Опять же можно свое имя укрепить.
Я про вестибулярный аппарат, как спортсмен, знаю не мало. Кстати, это же можно так и моряков обучать, ну тех, которые в первые месяцы службы на кораблях — хамелеоны, то есть от рвотных позывов постоянно меняют цвет лица.
Ну а рессора, в том виде, в котором она будет на начало XX века и почти не измениться и в будущем, вполне проста — напаянные, сваренные стальные пластины, создающие пластины. Вот еще одно новаторство, которое можно было бы привнести в этот мир — нормальная рессора. Когда там изобретут? И пусть поездка все равно будет испытанием, но чуть меньшим, а это, как-никак меньше синяков на заднице и разбитых лбов. Но куда податься, чтобы найти производственные мощности?
Теряюсь я в поисках возможностей к быстрому обогащению. Есть проекты, но все как-то в долгую. Хотя, кое на чем зарабатывать можно уже сейчас. Взять те же рессоры. Если я и найду где, как и кем их производить, то прибыль можно ожидать не скоро, дай Бог через лет пять.
— Платон обозлиться, — сетовал Куракин, почти что, все время не так чтобы быстрого пути.
Пришлось даже заночевать в одном из гостиных дворов по Гатчинской дороге. Жаль только, что там не обнаружилось никаких симпатичных особ с не самыми устойчивыми моральными принципами. Нет, нужна женщина мне и точка. Женщина и точка! Чем-то из санкционного будущего повеяло, прям родным.
И вот теперь, когда до Гатчино осталось не более пяти верст, Куракин вновь начал мандражировать.
— Ваша светлость, но в аудиенции государыни было отказано. Всегда можно сказать,
— Ручка… Не слишком ли это простое название для пера для письма? — спрашивал Алексей Борисович.
— Назовите, как угодно, ваша светлость, — отговаривался я, уже закипая.
Ну ни разу я не воспитатель в детском саду. Хотя, слава Богу, что Куракин такой, а не как его брат, о характере и стойкости которого я наслышан. Вот где пришлось бы поработать и далеко не факт, что смог бы влиять на Александра Борисовича, а вот на Алексея Борисовича получается, пусть некоторое прозрение находит и на него, но все более редко.
Французский ювелир Каспар Милле сделал почти то, что я хотел. Изделие получилось условно приемлемо. Объясню, почему не могу назвать эксперимент по изготовлению шариковой ручки полностью успешным. Во-первых, ручка получилась избыточно тяжелая. Приноровиться, наверное, можно, но я пока еще испытываю в этом дискомфорт.
Во-вторых, шарик западает. Может дело в том, что чуть больше нужного сделаны зазоры на кончике пера. Пишешь, пишешь, потом, бац, и все… скребешь по бумаге, царапая, или разрывая лист. Нужно постучать предметом, держа вниз шариком, он вновь становится на место и можно продолжать писать.
Есть и в-третьих — это то, что ручка подтекает, или можно сказать, постоянно мажет. И пока с этим не понятно, что делать. Ясно, что чернила сильно жидкие, наверное. Но нужную консистенцию уловить не получилось: либо столь вязкие, что и не поступают на шарик, либо течет. Колпачок спасает, но при письме зевать нельзя, иначе получаются кляксы более того, как от письма пером. Но… Шариковая ручка есть!
Французский ювелир уцепился за идею, как бультерьер за брошенную кость. Было дело, он даже пробовал угрожать, что будет изготовлять такие ручки самостоятельно, и плевать ему на то, что это моя интеллектуальная собственность. Пришлось предъявить свой патент — разок по печени и еще один в ухо. Получилось договориться. Французик хлипкий на характер вышел. Ну да сильные духом нынче во Франции.
При этом я не сильно наседал на француза. Пусть зарабатывает половину от прибыли с продаж. Вот только пускать такой товар на рынок нужно тогда, как будет накоплен запас и решены те самые «детские болезни», присущие большинству новых изобретений. Пишущее перо, к сожалению, не стало исключением из правил.
Не менее ста ручек необходимо произвести, и уже потом думать о их продажах. При этом я собирался содействовать реализации товара на начальном этапе. Стоимость такого изделия определили в сто пятьдесят рублей. Астрономическая сумма, но это вещь, могущая стать статусной, на ряду с табакерками, потому нельзя продешевить.
И первая ручка отправляется… к будущему императору. Моя ручка, между прочим, лучшая из двух изготовленных. Но ни грамма сожаления по утрате невероятно прогрессивного орудия письма не испытываю. Это ведь и реклама, о которой мечтать можно. Если Каспар скажет, что такая есть только у наследника, а более никого, то почти и не соврет.
А иметь то, что есть и у царя, захочет любой купчина, если дворянин и зажмет деньги, что вряд ли. Тут хотя бы чуточку, фантомно, но прикоснуться к высшему сословию. А это чувство самоудовлетворения много денег стоит.