Начало пути

Ковальская Дарья Александровна

— На-ка вот, я без него, знаешь ли, из дома никуда, чей ларец — тот и хозяин. Стало быть, ты. Стало быть, как выйдешь, и я за тобой. Ага.

Киваю, изучая небольшую шкатулку, внутри которой словно желтая лампочка горит. Невидимая. Круто.

— Я это… еще попросить хотела.

— Некогда, девонька, некогда. Мне еще печь погасить, угли сосчитать, добро спрятать… Все-то не унесу. Что мог, в шкатулку попрятал, да не все, вишь.

Удивленно разглядываю небольшую коробочку, как раз размером с кулак здорового мужика будет. Тяжелая, правда, хоть и маленькая, килограмм на пять.

— Там русалки… шлюз опустить

просили.

— Шлюз? Ах да, шлюз… а и хрен с ним, опускай. Там снаружи ручку такую черную потянешь, колесо провернется, шлюз-то и откроется. Ну иди, чего встала? Шкатулку не забудь! Я пока тут… это… я сейчас.

Киваю и выхожу. Дедок сильно взволнован, суетится, оглядывается по сторонам и явно не знает, как он это все вдруг возьмет да и бросит. Я слышала, что пожилым людям нелегко бросать нажитое имущество. Интересно, сколько живут домовые? Он достаточно бойкий для своего возраста. Бегает так, что я и заметить-то не успеваю.

15:28

Шлюз открыла. Русалки рады. Полчаса стояла рядом с силившейся разрыдаться русалкой. Мы ее и щипали, и за волосы тянули, и коровой я ее обозвала — потом долго объясняла, что это за зверь. Ничего не помогало — не ревет, и все тут. Плюнула, села рассказывать, как к кикиморам ходила. Слушают с интересом, держатся на расстоянии. Меня тут временно боятся и сильно уважают.

Сказали, что кикимора бы из меня получилась очень даже. На русалку вот явно не тяну. Обозлилась и грозно что-то прошептала, поводя руками и пугая выражением скособоченного лица. Н-да, это я умею. Все смотрят на товарку, над которой, собственно, руками и поводила. Ждут, чего щас случится. Я заявила, что хана ей — теперь станет кикиморой, примерно… через час. Через пять минут позеленеет. Видели бы вы ее глаза.

Набрала слез полную баночку. Достала из сумки склянку, удивившись, как она только не разбилась. На ней был приклеен листик с изображением кривой стрелочки и чего-то отдаленно напоминавшего слезу. Я так поняла, маг пытался намекнуть, что ценный препарат лить надо сюда, ну надеюсь, семи слезинок ему хватит.

Подхватываю вещи, натягиваю капюшон и линяю к дому, пока они не поняли, как мощно я их надурила. Сожрут ведь.

15:45

Домовой вышел, стоит на пороге какой-то весь потерянный. Ветер раздувает белую бородку. Оделся зато так, словно на Северный полюс отправляется. В трех тулупах, шубе, шапке, валенках и с мешком за спиной. Стоит, смотрит на меня, ждет, пока подойду. Сзади доносятся крики удивления, переходящие в злобу. Краем уха слышу: «Надурила!» И ничего не надурила. Просто помогла отдать мне то, что обещали.

Орут, что сожрут и что я… Ну вы поняли, кто я есть.

— Тебе помочь спуститься? — На руки его, что ли, взять…

— Давай руку. Сам я с крыльца не сойду. Магия не пустит.

Палец сжали мелкие, но очень сильные пальчики. Домовой медленно и боязливо сошел вниз и ступил валенками на зеленую траву. Замер. Огляделся по сторонам и огладил бороду.

— Н-да… как тут много всего, надо же. Ну веди, хозяюшка. Куда нам?

Блин, а где енот-то?

17:34

Енот нашелся в кустах. Горшок был там же. Он его привязал к себе, енот побежал, горшок застрял между деревьев. На этом всё. Оба смотрят на меня, оба глубоко несчастны.

— Ты ж дух. Чего не освободился?

Енот заскулил и облизнул мокрый нос. От былой красоты безрукавки не осталось и следа. Жалко его… честно, жалко.

— И чего ж ты животину-то так мучаешь?

— Э, стой! Это наш единственный проводник! Я понятия не имею, куда идти.

Меня не слушали, выпутывая енота из сети и снимая с него ошейник. Класс. И как мы теперь домой доберемся?

19:56

Енот нас все-таки повел. Еще и дедка на спине везет. Я в ступоре, ничего не понимаю и пытаюсь прислушаться к их разговору. Но они говорят как-то непонятно. О судьбе мира, параллельных мирах, потоках времени и золоте ветряных крыльев, которые всех спасут лет эдак через тыщу. Ладно, мне в принципе все равно, лишь бы вели. Горшок все еще намекает, что ему скучно болтаться у меня на поясе. Поговорить с ним, что ли? Не хочу. Хочу просто идти и идти. И прийти к дубу. А потом домой. Вон енот явно тропы какие-то тайные знает. Уж на что я профан в ориентации на местности, но то, что лес иногда меняется ну просто кардинально, даже я заметила.

21:43

Дошли до дуба. Я в шоке от того, как быстро это можно было сделать, вот если бы этот енот еще и по дороге к русалкам не выкобенивался…

Пока домовой стирает в ручейке безрукавку проводника — общаюсь с дубом на предмет получения жёлудя. Меня попросили полить его кровью, двумя слезинками и отдать остальное ему. Полила, дала, жду.

Довольный дуб шелестит листвой, покачиваясь из стороны в сторону. Надеюсь, я ему не наркоту всучила. Тогда точно без жёлудя останусь.

Жёлудь! Мой жёлудь! Золотой! Тонкая ветка спустилась сверху и осторожно мне его передала. Ну точнее, он на ней висел, а я сорвала. Дуб ойкнул и замолк. Кланяюсь, благодарю, сматываюсь. Дедок, увидев, что уходим, в мгновение ока свернул постирушки и побежал следом. Кстати, безрукавка стала как новая. Мокрая, но новая. У енота в глазах столько счастья, словно ему вернули самое драгоценное, что было. Домовой велел пока не надевать — сначала пусть просохнет. Енот на радостях пообещал проводить его прямо до дома мага. Меня, я так поняла, взяли чисто случайно, да и то я следом бежала, никак отвязаться не хотела.

Вторница

Дом! Милый дом! Выхожу из леса и падаю на землю, подняв столб пыли и опавших листьев. Дыхание из груди вырывается с хрипом. Я эти три дня почти не спала, питалась — откусывая колбасу на бегу, и пила хрен знает откуда, а что делать: енот пообещал бросить, ежели отстану. На полном серьезе причем. И ларец как-то неожиданно тоже оказался у него на спине.

Хорошо хоть, копыта, как оказалось, неплохо приспособлены к бегу. Да и вообще, ноги у меня явно стали сильнее. Раньше я и пяти минут пробежать не могла, а тут летала часами. Правда, падала, влетала в деревья и кустарники и едва не сломала себе пару костей, но ведь вставала и бежала дальше, а это подвиг, я считаю.