Начало жизни
Шрифт:
— Кто будет читать второе действие?
Все молчат.
— Лоза! Пускай Лоза читает, — говорит кто-то негромко.
Маша становится пунцовой от смущения, берет книжку и начинает читать. Третье действие читает Березкина.
Пьеска подходящая. Герой ее — пионер Коля, которого мать не пускает на сборы, а заставляет идти в церковь. Но мать не виновата, просто она темная, неграмотная. Виноват поп. И пионеры решают проучить его и открыть глаза Колиной матери.
Хороша пьеска! Ролей много, смешная. Но вот начинается распределение ролей и оказывается, что всё не так просто.
Переписка ролей, репетиции, подготовка декораций… Почему эти не столь уж важные дела запоминаются лучше, чем уроки математики и естествознания? Может, не со всеми так, но Маша принимает ближе к сердцу успех спектакля, чем свои отметки. Наверно, это от недостатка сознательности.
И вот премьера… По коридорам носится Зайченко с банкой желтой краски и кистями, — он только что сделал последние мазки на декорации и теперь ищет, что бы еще раскрасить. В одном из классов Вера Ильина складывает веером программки: их несколько десятков, нарисованных от руки, разные, есть очень даже красивые. Их рисовали лучшие художники школы и даже сам учитель рисования, сменивший злополучную учительницу. Две программки нарисованы папиным студентом Ильченко, — Маша попросила его об этом, когда он заходил к ним домой. Программки будут продаваться за деньги, сбор в пользу ребят, которым надо дать бесплатно горячие завтраки.
Зал битком набит — школьники, родители, учителя. Спектакль начинается. Петр Николаевич с книжечкой в руках стоит за дверью на сцену и суфлирует. Он сам руководил кружком, сам был режиссером спектакля. Роли ребята выучили хорошо.
Последнее действие — поп в гостях у Колиной мамы, и вдруг ему навстречу выкатываются два черномазых чёрта с хвостами и предъявляют счет. Потому что наживается он, пугая народ чертями, зарабатывает на чертях. Поп соглашается оплатить счет, и тогда Колина мама начинает понимать, что он брехун. Она гонит его прочь и вдруг видит, что черти — это переодетые пионеры… Звено строится и вместе с Колиной мамой идет в клуб вместо церкви. Все хором говорят о своей победе и заключают:
Маршируем мы гордо и прямо, Мы — «Безбожник» — лихое звено. Знаем, знаем мы: скоро все мамы С сыновьями пойдут заодно!Пьеса имела успех. Может, Петр Николаевич и не выбрал бы эту пьесу, если б рядом со школой не стояла старая церковь. Весной вокруг нее устраивался крестный ход, многие матери таскали с собой туда ребятишек. Зрелище — всегда зрелище, а в церковь к тому же пускали бесплатно, — надо было отвлечь ребят от этого дурмана, показать смешную сторону его. С этой целью учитель химии устроил лекцию с раскрытием разных фокусов и тайн, а к майским дням поставили пьесу «Коля в плену». В связи с политехнизацией, в школе стали работать кружки — слесарный и переплетный, куда тоже записалось много ребят, особенно мальчиков.
Приближались дни летних каникул. В школе состоялось собрание учеников, на котором Машу Лозу торжественно выбрали председателем учкома.
Она была немного удивлена, немного испугана, но до конца еще не осознала, что произошло. Когда в учкоме распределили обязанности и с помощью директора школы составили план работы, Маша рассеянно встала и пошла, как и все, домой. Ее окликнули в коридоре:
— Лоза, свяжись с вожатой, надо выделить докладчика на вечер в базу…
Маша стала бегать по всем этажам, искать вожатую. Но ее не было, наверно, она ушла домой. Надо выделить докладчика… Сегодня же, или можно завтра? Спросить некого, потому что в школе уже никого не осталось, кроме нянечек. А вдруг надо было именно сегодня?
Дома она ела холодный обед, — мама задержалась на работе, а примус не разжигался, пришлось всё есть, не разогревая. Володька почему-то капризничал, порвал нужную тетрадку, — она шлепнула его легонько, и он задал реву. В это самое время пришла мама и стала утешать своего младшенького, а попутно поругала Машу за рукоприкладство. Пришел с работы отец, и все стихли — было известно, что папе шум мешает. Вечером Маша села делать уроки. Перо всё время брызгало, то и дело получались ошибки, приходилось перечеркивать и писать снова. К тому же докладчик так и не был выделен.
В одиннадцатом часу отец вошел в комнату и увидел дочку за столом. Она сидела и плакала, слезы капали на переписанное упражнение по грамматике.
— Что ты, доченька? — спросил отец, погладив ее по голове своей большой теплой рукой.
— Меня… выбрали, а я… а я не умею… — заревела Маша, растирая по лицу слёзы. — Выходит, я не честно… Выходит, что у меня ничего не выходит… Докладчика не выделила…
Он посмеялся, погладил ее несколько раз по голове, посмотрел на нее молча.
— Я знаю взрослых дядей, которые должны разбить начисто некоторые вредные теории, и очень стараются, а у них тоже ничего не выходит, — сказал он, улыбаясь ей своей очень доброй, понятливой улыбкой. — Может, ты перегрузилась общественными делами, а? Я напишу в школу записку и тебя освободят. Напишу, что ты переутомилась…
— Не надо! — взмолилась Маша. Она представила себе на миг, как Петр Николаевич будет читать такую записку, как посмотрят на нее ребята. — Не надо, не пиши, пожалуйста. Я как-нибудь научусь, только не пиши. Я докладчика завтра выделю. Колю Сорокина. Он самый развитый у нас.
На другой день она нашла вожатую и сделала что следует. Но трудности только начинались. Некоторые дежурные по коридорам и раздевалке плохо дежурили и сами бузили. Колька Зайченко, будучи дежурным, так набил одного паренька из младшего класса, что самого дежурного повели к директору. Самое обидное было то, что Маша прибежала на место происшествия и пробовала остановить Зайченко, но не сумела. Он стоял, весь взъерошенный, весь наготове, и никакие слова не долетали до его ушей. И он стукнул противника на глазах у Маши.