Начало
Шрифт:
Оставалось лишь вздохнуть. Каковы бы ни были мотивы страшного выбора отца, его не вернешь. Роберту не нужно объяснять, почему старый доктор и дворецкий пока скрыли самоубийство графа. Самоубийство – позор для семьи, а ведь Эдит только вышла в свет. О себе Роберт не думал, то, что из-за траура его собственная женитьба будет отложена как минимум на год-другой, вполне устраивало.
Все же он не решился бы скрыть, ложь для Роберта неприемлема, но внизу раздался звонок – это леди Вайолет, вернувшись с бала и обнаружив, что муж и сын вдруг уехали в Даунтон, желала знать почему.
Роберт шел к телефону, как на Голгофу.
– Роберт, ты обещал позвонить, как только приедешь… – В голосе леди Вайолет тревога, что неудивительно. – Что случилось?
– Папа…
– Что?!
– Сердце…
Говорить ничего не понадобилось, мать поняла главное – мужа больше нет на свете!
– О, бог мой!
Дальше в трубке послышались сдавленные рыдания, голос Эдит, паника слуг…
Вопрос рассказывать ли об истинной причине смерти отпал сам собой. Второго удара леди Вайолет не перенесла бы. Разговаривать тоже невозможно, коротко сообщив, что они с Эдит приедут утренним поездом, леди Вайолет положила трубку.
Услышав гудок отбоя, Роберт вздохнул с некоторым облегчением, объясняться с матерью было, несомненно, тяжело. Но то ли еще предстояло…
– Милорд? – Дворецкий явно ждал его решения.
Выбора все равно не осталось, Роберт кивнул:
– Да. Только нужно разобраться со всем поскорей.
– Мы закроем кабинет, а ключ будет у вас.
Опытный и разумный дворецкий взял все хлопоты на себя, Роберту осталось лишь разобраться с бумагами отца.
Он вошел в кабинет с ощущением, что может встретить там если не самого вдруг ожившего отца, то его тень, которая за что-нибудь строго взыщет. Конечно, кабинет был пуст, хотя свет трех свечей подсвечника освещал лишь небольшой круг, оставляя углы темными. В Даунтон провели газовое освещение только в залы для приема гостей, в кабинете, библиотеке и спальнях предпочитали пользоваться свечами. В этом был свой резон, газовые рожки потребляли столько кислорода, что приходилось то и дело проветривать комнаты, то есть выстуживать их в холодное время. Время электричества еще не пришло…
Кабинет хранил запахи отца – дым его любимых сигар, аромат хорошего лосьона… К большому столу, стоявшему ближе к окну (граф Грэнтэм любил дневное освещение и чистые стекла окон), страшно подходить. Неужели в том кожаном кресле у стола отец совершил страшное? Роберт понимал, что никогда не сможет сесть в кресло без содрогания.
Но окинув беглым взглядом весь кабинет, понял, что отец его пощадил – небольшое кресло у камина, обычно стоявшее в углу заваленным старыми газетами и журналами, накрыто большим пледом. Этим пледом отец пользовался в холодные дни, но сейчас тепло и камин явно не разжигали, ни к чему. Следовательно, там?..
Приподняв плед, Роберт понял, что не ошибся – спинка испачкана кровью, причем так, словно это сделали, когда поднимали тело из кресла. Поспешно вернув плед на место, подошел к столу. На нем, резко выделяясь на темном дереве, белел сложенный вдвое лист бумаги.
У Роберта чуть дрожали пальцы, когда он разворачивал лист.
Нет, тайны не было, граф Грэнтэм прощался со всеми, просил прощения за свой ужасный поступок, за то, что не всегда был добр и щедр… Свое решение свести счеты с жизнью
Что же заставило графа Грэнтэма, прекрасно понимавшего, как он осложнит своим поступком жизнь дорогих людей, принять столь страшное решение? Почему он уверен, что Роберт разберется и поймет отца?
Роберт обошел стол и с внутренним трепетом опустился в большое кресло. Черная кожа словно обволокла тело, приняв его, как ласковые руки. Забираться в это кресло он любил еще ребенком, позволялось такое изредка, а потому было особенно ценно. Роберт почувствовал, как горло перехватывает спазм, а на глаза наворачиваются слезы. Боевой офицер, не раз рисковавший жизнью, вполне способен расплакаться от отчаяния из-за невозможности повернуть время вспять. Он видел, как погибали в бою или умирали от ран молодые и сильные люди, достойные того, чтобы жить пусть не вечно, но долго и счастливо, понимал, что не все в этом мире справедливо, но смириться с несправедливостью внезапного, да еще и такого, ухода из жизни отца не мог.
Утром приедут мать и Эдит, немного погодя к ним присоединится Розамунд – старшая дочь Кроули. Всем нужно объяснить трагедию. Пока Роберт ничего не сказал матери по поводу самоубийства отца, но он уже сделал решительный шаг, чтобы скрыть трагедию от полиции. Тело перенесли и уже переодели, написано свидетельство о смерти в результате сердечного приступа, осталось только убрать кресло и уничтожить этот белый лист, лежащий на столе…
Роберт понимал, что никогда не скажет ни слова о произошедшем чужим, но ему предстояло решить, должны ли знать правду мать и сестры. Он обвел взглядом кабинет и вдруг увидел все совсем иным, чем помнил с детства. Все привычно, но все иное…
Темно-красные тисненые обои на стенах, чуть светлее обивка дивана, на который они с Розамунд любили забираться с ногами, если отец позволял побыть в кабинете. Два шкафа с толстыми книгами в кожаных переплетах… Роберт знал, что в них – в одной родословная Грэнтэмов, то, что составляло многовековую гордость. Еще в одной записи о почти современных родственниках, в том числе о дедушке. И вдруг понял, что никогда, как бы это ни было опасно или преступно, не позволит записать в эту книгу, что его отец свел счеты с жизнью, выстрелив себе в сердце! А это значит, никогда не скажет ни слова матери или сестрам. Пусть тайну знают только те, кто уже знает.
И все же предстояло понять, что же заставило разумного сильного человека совершить суицид.
На столе связка ключей от ящиков стола и шкафов. Роберт попробовал подобрать ключ от верхнего ящика. Это удалось сразу, у отца в мелочах всегда был порядок. Мелькнула мысль: а в жизни? Получалось, что они все не знали чего-то главного, что в этой жизни было…
Открывая ящик, Роберт вдруг осознал, что теперь это ЕГО кабинет, он граф Грэнтэм и не будет больше никакой Африки, никаких военных походов, потому что ему предстоит заботиться о поместье, решать все вопросы, которые раньше решал отец. Пожалеть бы, что не интересовался ни отношениями с арендаторами земель, ни тем, откуда в Даунтон поступают деньги и куда тратятся. Но и жалеть некогда, за окнами уже начало светать.