Начало
Шрифт:
Внезапно в моем сознании всплыл непрошеный образ Пенни, собачки с разорванным горлом. Я в ужасе отпрянул, будто пораженный молнией. Бормоча извинения, я наклонился и споткнулся о маленький столик, заваленный отцовскими книгами. Они упали на пол, восточный ковер приглушил звук падения. Во рту у меня был привкус железа. Что я наделал? Что, если бы сюда вошел отец, намереваясь открыть хьюмидор [4] и выкурить по сигаре с мистером Картрайтом? Меня охватили смятение и ужас.
4
Хьюмидор —
— Я должен… я должен идти. Я должен найти свою невесту. — Даже не взглянув на Катерину и не увидев ошеломленного выражения, которое, должно быть, появилось у нее на лице, я выбежал из кабинета и помчался через пустую оранжерею в сад.
Сумерки только начинали сгущаться. Матери с маленькими детьми и осторожные гуляки, опасавшиеся нападений диких зверей, рассаживались по каретам. Настало то время, когда наливают ликер, оркестр играет громче, а девушки старательно вальсируют, изо всех сил пытаясь привлечь внимание какого-нибудь солдатика из ближайшего лагеря. Я почувствовал, что мое дыхание успокаивается. Никто не догадался о том, где я был, и тем более о том, что я делал.
Я намеренно прошел в центр зала, будто бы для того чтобы наполнить очередной стакан в баре. Я увидел, что Дамон сидит на веранде вместе с другими солдатами, разыгрывая партию в покер. Там же громко разговаривали и хихикали пять девушек, втиснувшиеся на качели. Отец с мистером Картрайтом направлялись к лабиринту со стаканами виски в руке. Их оживленная жестикуляция не оставляла сомнений в том, что идет разговор о выгоде от слияния семейств Картрайтов и Сальваторе.
— Стефан! — Кто-то хлопнул меня по спине. — А мы все гадаем, где же наши виновники торжества. Никакого уважения к старшим! — весело проговорил Роберт.
— Розалин все еще нет? — спросил я.
Вы же знаете, как это бывает у девушек. Они должны выглядеть безукоризненно, особенно если празднуют помолвку, — сказал Роберт.
Его слова звучали убедительно, однако я почувствовал необъяснимую дрожь страха в позвоночнике.
Было ли дело во мне или причиной стало солнце, садившееся слишком быстро? За те пять минут, что я пробыл в доме, гости на лужайке превратились в темные силуэты, и я уже не мог различить Дамона среди других людей, сидевших в глубине веранды.
Покинув Роберта, я пробрался мимо многочисленных гостей к выходу. Странно, когда девушка не является на вечеринку в свою честь. Что, если она случайно зашла в дом и увидела…
Но это невозможно! Дверь была закрыта, окна занавешены. Я поспешил к пруду, где слуги организовали собственную вечеринку, чтобы узнать, там ли кучер Розалин.
Луна отражалась в воде, отбрасывая на скалы и окрестные ивы неестественный зеленоватый отблеск. Трава была влажной от росы и все еще притоптанной с тех пор, как мы с Дамоном играли здесь в футбол. Передвигаясь по колено в тумане, я пожалел, что не сменил бальные туфли на сапоги.
Я прищурился. На земле, у подножия ивы, на которую мы с Дамоном любили забираться в детстве, лежало что-то темное, похожее на большой изогнутый корень. Только я не помнил на этом месте никакого корня. Я присмотрелся повнимательней. На какое-то мгновение я решил, что вижу
В эту минуту облака разошлись, лунный свет озарил дерево — и нечто, лежавшее под ним. В глубочайшем потрясении я понял, что это нечто не было обнявшейся парочкой любовников. Под деревом лежала моя невеста Розалин с разорванным горлом; ее полуоткрытые глаза глядели вверх, сквозь ивовые ветви, будто доверяя свой секрет Вселенной, к которой она уже не принадлежала.
9
Трудно описать, что происходило потом.
Я помню звуки шагов и пронзительные крики, помню, как молились слуги возле своего дома. Помню, как я стоял на коленях, крича от ужаса, жалости и страха. Помню, как мистер Картрайт оттаскивал меня, а миссис Картрайт, рухнув на землю, выла, как раненый зверь.
Еще я помню, что видел полицейский экипаж. Помню, как шептались отец с Дамоном, сжимая руки, единые в своем стремлении позаботиться обо мне. Я пытался заговорить с ними, сказать им, что я в порядке — я жив, в конце концов; но не мог вымолвить ни слова. Подошел доктор Джейнс, подхватил меня под мышки и поставил на ноги. Потом какие-то незнакомые люди медленно повели меня на веранду дома для прислуги. Там я опять хотел что-то сказать, но язык заплетался, и послали за Корделией.
— Я… со мной все в порядке, — наконец, сказал я, смущенный тем, что мне уделяют так много внимания, ведь убит не я, а Розалин.
— Ш-ш, успокойтесь, Стефан, — сказала Корделия, и тревога исказила ее жесткое лицо. Бормоча молитву, она прижала руки к моей груди, а затем вынула из широких складок юбки крошечный пузырек.
— Пейте, пейте, — уговаривала она, пока лакричная жидкость текла по моему горлу.
— Катерина! — простонал я. Затем поскорее закрыл рот рукой, но не раньше, чем на лице Корделии мелькнуло озадаченное выражение. Она быстро налила мне еще пахнущей лакрицей жидкости. Я снова рухнул на твердые ступени веранды, слишком уставший, чтобы о чем-то думать.
— Его брат где-то поблизости, — сказала Корделия, и ее голос прозвучал как из-под воды. — Пойдите приведите его.
Я услышал звук шагов и, открыв глаза, увидел стоящего надо мной Дамона. Лицо его было белым от шока.
— Он поправится? — спросил Дамон, обращаясь к Корделии.
— Я думаю… — начал доктор Джейнс.
— Ему нужен покой. Тишина. Темная комната, — авторитетно заявила Корделия.
Дамон кивнул.
— Я… Розалин… мне следовало… — начал я, даже не зная, как закончить свою мысль. Следовало что? Начать искать ее раньше, вместо того чтобы проводить время за поцелуями с Катериной? Настоять на том, чтобы самому сопровождать ее на прием?
— Ш-ш, — прошептал Дамон, помогая мне подняться. Мне удалось неуверенно встать рядом с ним. Будто бы ниоткуда возник отец и подхватил меня под другую руку. Спотыкаясь, я сошел с веранды и поплелся к дому.
Гости на лужайке жались поближе друг к другу, а шериф Форбс собирал отряд добровольцев, чтобы прочесать лес.
Я чувствовал, как Дамон ведет меня через заднюю дверь дома и дальше, вверх по ступенькам. Потом я рухнул на кровать. Я упал на хлопчатобумажные простыни, и сразу наступила темнота.