Начало
Шрифт:
Даже в шмелёвский двор мы въехали с какой-то параллельной улицы, через газон, преодолев высокий бордюр, что для нашей машины, впрочем, проблемой не было. Судя по всему, Мишка поджидал нас, потому что мы заметили его стоящим на балконе третьего этажа. Он был одет для улицы, в руках — мобильный. Заметил я несколько лиц в окнах и каких-то людей на балконах. Люди смотрели на улицу, наш приезд привлёк внимание. А кое-кто привлёк уже моё внимание — очень впечатлил меня мужик с двустволкой и в тёплой куртке, сидящий на балконе и попивающий водку стопками, закусывая её огурцами из банки. Так перепьёт и пальбу начнёт. Хуже
Я набрал Мишкин номер с мобильного.
— Здорово, — послышался его хриплый голос в трубке. — Приехали, спасатели?
— Приехали, — ответил я. — Что там у тебя в подъезде?
— Хрен его знает, если честно. Шум был какой-то ночью, орали, но я не проверял. Сидим, вас ждём.
— Правильно сделал. Машина далеко?
— Направо глянь.
Я повернул голову направо. Действительно, машина стояла рядом, но это была не обычная шмелёвская «Шеви-Нива», на которой он ездил на работу, а покрашенный в камуфляжные пятна «Патруль», старый, трёхдверный, со съёмной крышей. Наверняка один из тех, что Мишка для любителей покатушек делал. Разумно вообще-то.
— Ладно, — сказал я. — Поднимаюсь. Много у вас барахла с собой?
— Хватает, — ответил Шмель. — Но двумя ходками справимся. К вам чуток тоже закинуть придётся, «Патруль» коротковатый попался. И ствол давай сюда.
— Это как? — опешил я.
— А вот так…
Не выпуская из руки телефона, Мишка сбросил с балкона длинный жёлтый шнур, заканчивающийся петлей с карабином. Действительно, всё гениальное просто. Я собирался тащить «Сайгу» с собой и там ему отдать, а так он ещё и прикрыть меня сможет, случись такая надобность.
Вооружившись своей «помпой», я вытащил из машины специально для Шмеля прихваченную подвесную с загруженными уже в неё патронами и «Сайгу». Быстро прищёлкнул всё к петле на конце шнура, зацепив за ремни, и отпустил. Груз начал частыми рывками подниматься наверх, и через минуту Шмель победно воздел руки — есть контакт!
Я повернулся к Лёхе, сказал:
— Оставайся у машин, я пошёл в подъезд. Займи позицию так, чтобы тебя издалека подстрелить нельзя было, потому что опасны не только мертвяки. Джипари уже сегодня большая ценность. Кто попытается сунуться с враждебными намерениями — расходуй сразу, в беседу не вступай и даже фамилию не спрашивай. Машину беречь пуще ока!
— Поучи ещё, — фыркнул Лёха, но присел за стволом дерева возле подъезда, почти потерявшись в кустах. Не потерял навыки занятия толковой позиции.
Я оставил карабин в машине и вооружился помповиком. Дверь в подъезд была открыта нараспашку, несмотря на кодовый замок, свет не горел. Включил фонарь под стволом, обежал лучом пространство перед собой. Пусто. И в подъезде почти тихо, только за одной из дверей первого этажа работает телевизор. Громко. Сверху щёлкнула дверь замком, послышался голос Шмеля, отразившийся эхом по всему подъезду:
— Идёшь? Тут чисто.
— Иду. Жди! — крикнул я в ответ.
Прислушался к лифту. Стоит на месте, никуда не едет. Хорошо. И пусть так стоит пока, я на нём всё равно не поеду. Держа дробовик почти на изготовку, быстро поднялся на первую лестничную площадку. Ничего. Двери заперты, всё тот же телевизор орёт. Поднялся выше, на промежуточную, глянул наверх. Тоже пусто. Стараясь не топать, поднялся на пролёт, огляделся, поводя стволом ружья по сторонам. Одна квартира открыта. Оттуда ни звука вроде как, зато вонью несёт неслабо. Запах мертвечины спутать сложно с чем-то ещё.
— Мишка, слышишь меня? — спросил я уже негромко. Между нами всего два пролёта лестницы, он прямо надо мной должен сейчас быть.
— Слышу, конечно, — ответил он сверху.
— Спускайся на этаж.
— Ага.
Хлопнула дверь его квартиры, затем послышался топот, и Мишка оказался рядом со мной, неся в одной руке сумку с вещами, в другой — дробовик. За спиной выше головы возвышался здоровенный рюкзак. Сумку он бросил на покрытый вытертой «сортирной» плиткой пол, взял ружьё поудобней.
— Мог бы и подождать с вещами, пока подъезд проверим. Кто здесь живёт? — кивнул я на приоткрытую дверь.
— Витька-алкаш… — Шмель потянул воздух носом. — Подох, что ли?
— Покарауль здесь, проверю, — скомандовал я.
— На хрена? — удивился Мишка так, что его редкие брови уехали под низко надвинутую шэпээску. — Там и без мертвечины любой триппер подхватить запросто можно. В дерьме живут, пьянь подзаборная.
— Мишань… отсюда люди будут сваливать, а тут им с фланга, из двери, тварь мёртвая, — пояснил я свою идею. — Короче, держи лестницу, рассуждать ещё будешь!
Я аккуратно оттолкнул скрипнувшую дверь в квартиру. Запах усилился. Плохо пахло, причём сильно. И не только мертвечиной, а ещё как будто бомжами. В прихожей никого не было. Была открыта дверь в ванную, но и там никого. Лишь какие-то тряпки на полу и треснутое зеркало на обшарпанной стене. Прошёл дальше, в гостиную. В глаза бросилась нищета и множество пустых бутылок. Диван с рваной обивкой и пятнами, заваленный каким-то тряпьём, валяющаяся на полу еда, раздавленная и гниющая. Хорошо, что ещё для мух не сезон, а то как бак пищевых отходов вывалили. В комнате никого. Ещё одна комната правее, планировка здесь смежная, и кухня, прямо передо мной. Чуть сместился вправо, заглядывая на кухню. Никого, но видно не всё. И в комнате никого… Сделал несколько быстрых шагов вперёд, ещё раз заглянул в запомоенную кухню. Мерзость и грязь, бутылки и битая посуда, но безлюдно. Теперь дальняя комната. Квартира двухкомнатная, я эту «хрущёвскую» планировку хорошо знаю.
С улицы раскатисто грохнул выстрел, второй, так что в окне зазвенело стекло.
— Лёха? — спросил я в микрофон, изогнувшийся от наушника до угла рта.
— Мертвяк, — послышалось в гарнитуре. — Снял.
Ствол я сразу довернул на дверь в соседнюю комнату. А оттуда какие-то звуки, похоже на чавканье. Угадайте с трёх раз, кто у нас там? Или пили, а теперь закусывают, или просто закусывают. Кем-то. И вонь оттуда отчаянная.
Тихо-тихо вошёл внутрь и оказался за спиной у какого-то мужика в грязной майке, из пройм которой торчали руки уже привычно-мертвецкого цвета, и в растянутых трениках, доедавшего лежащую на полу толстую тётку. У тётки была раскроена голова мощным ударом, поэтому воскресать она не собиралась. Правое плечо, рёбра, половина головы и шея уже обглоданы до костей, выедена брюшина, и запах дерьма из разорванных кишок смешивался с запахом мертвецкого разложения. Кровь разлилась по всей комнате, покрыв пол толстым липким бурым ковром. При виде этого всего я почувствовал, как тошнота рванула колючим комом к горлу, а в глазах у меня потемнело.