Нациестроительство в современной России
Шрифт:
Теоретические рассуждения советских идеологов сочетают примордиализм с формационным подходом — были нации буржуазные и феодальные, стали социалистические. В установочной книге 1967 г. говорится, что при социализме происходят два процесса развития народов — превращение старых наций в социалистические нации и «развитие народностей (киргизы, таджики, туркмены и др.) до уровня наций». 194
Предполагалось, что советский народ по своей природе не является нацией и не станет ею, а все отдельные народы СССР дорастут до статуса социалистических наций, а затем, в далеком будущем, сольются. Во что сольются — не говорилось. В той же книге дана серия таких формул: «Советский народ отнюдь не является нацией», хотя реакционные западные идеологи утверждают, что цель КПСС «в слиянии всех наций и народов в единой нации советско-русского
194
Рогачев П.М., Свердлин М.А. Нации — народ — человечество. М.: Политиздат, 1967. С. 86.
195
Там же. С. 86, 89-90.
Из такого упорного отказа признать советский народ нацией следовало множество практических установок. Чем же был вызван этот отказ?
О различиях в понятийно-терминологическом аппарате советской и западной (преимущественно англоязычной) науки — в том, что связано с «нацией» — написано уже вполне достаточно, чтобы больше не возвращаться к этой теме. Но проблема заключается не только в терминологии, хотя и сам факт, что одним и тем же термином обозначают весьма разные явления, выглядит абсурдом. Благодаря своему упорному стремлению сохранить «самобытность», уберечь свои теории и профессиональный язык от внешних влияний, отечественное обществоведение попало в концептуальный тупик. Наши ученые не отваживались отрицать существование американской, бразильской или индийской наций, признавали принадлежность СССР к Организации Объединенных Наций, но даже не допускали мысли о возможности понятия «советская нация». А в период развала СССР эта несуразица активно использовалась теми, кто пытался доказать, что СССР — это «не страна и не государство», без своей нации, без народа и поэтому — без права на существование. 196
196
Чешко С.В. Распад Советского Союза. Этнополитический анализ. М., 1996. С. 141-142.
Одна из причин, по которым советские этнологи своими схоластическими дебатами о нациях и народах загнали себя в тупик, заключается в давлении формационного подхода. Маркс и Энгельс различали нации феодальные, крестьянские и буржуазные — значит в СССР должны быть нации социалистические. Но они уже есть: в 1936 г. Сталин сказал, что в СССР проживают «около 60 наций, национальных групп и народностей». Что же, эти нации растворяются в советской нации? Эта мысль неприемлема, т. к. антисоветские идеологи в качестве одного из главных обвинений в адрес СССР утверждали, что советская национальная политика направлена на ассимиляцию народов и наций (знали, чем напугать…).
Л.И. Брежнев в докладе о проекте Конституции СССР в 1977 г. отвергал это обвинение: «Мы встали бы на опасный путь, если бы начали искусственно форсировать этот объективный процесс сближения наций». Даже признать этот процесс целенаправленным считалось невозможным, объективное было в советском обществоведении равноценным разрешенному свыше. В том же духе выступал и Ю.В. Андропов, обещая что национальные различия в СССР «будут существовать долго, много дольше, чем различия классовые».
Ю.В. Бромлей, как глава советской этнологии, так и объясняет отказ считать советский народ нацией: «Для возражений есть тем большие основания, что подобная характеристика советского народа означала бы косвенное отрицание реального факта существования наций в составе советского государства». 197
Указывают и еще на одну причину, хотя она кажется совсем неправдоподобной: без наций в составе советского народа никак нельзя, потому что советская идеология исходит из интернационализма; а как же он без наций?!
197
Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983. С. 373. При этом сам Ю.В. Бромлей признает «наличие у советского народа не только общих черт, но и специфических особенностей», т. е. появление новых качеств, что и служит признаком возникновения нации.
Подытожим этот пункт. Очень трудно строить — тем более такой сложный объект, как полиэтническую нацию (советский народ), — если официальная теория и идеология утверждают, что строить нельзя, что «изделие» должно возникнуть само собой, естественным путем. Многим читателям, думаем, будет трудно в это поверить, поскольку нас очень долго учили, что бытие определяет сознание, и теории особой роли не играют — бытие себе дорогу пробьет. На деле человек тем и отличается от пчелы или бобра тем, что он строит, всегда исходя из теории, пусть и упрощенной. А в XX в. теория как способ организации мышления вообще заняла слишком важное место в мышлении образованного человека — оно «зациклилось» на теориях.
И если французы или отцы-основатели США рассуждали о собирании, сохранении и ремонте своих наций спокойно и деловито, как инженеры на технических совещаниях, то проектировщики советского народа в СССР окутывали свои изобретения и разумные идеи массой туманных оговорок, ссылок и недомолвок. Но пока практическая политика не была экранирована от реальности огромным сословием ученых-обществоведов, многое удавалось сделать. Применялся весь набор «сил созидания» советского народа из собравшихся в страну народов, народностей и этнических общностей. Насколько эффективным было это строительство, показал опыт Великой Отечественной войны. Западные специалисты считали, что сплотить за такой короткий срок полторы сотни народов в крепкую самоотверженную нацию невозможно.
Следующая болевая точка — федеративное устройство СССР. Большинство ученых и политиков, говорящих о советской национальной политике, одной из главных причин кризиса советской государственности в 1980-е гг. считают ошибочное, по их мнению, решение партии большевиков и лично Ленина создавать СССР как федерацию — с огосударствлением народов и народностей бывшей Российской империи. Дескать, если бы поделили страну на губернии, без всякой национальной окраски, без каких-то «титульных наций» с их правом на самоопределение вплоть до отделения, то и не было бы никаких национальных проблем и никакого сепаратизма.
Вот первое условие, которое предопределило принятие советской властью доктрины федерализма, — укорененность этой идеи в общественном сознании. Федералистские идеи развивались в России уже в первой трети XIX века. Декабристы разрабатывали две программы государственного устройства: Пестель — унитарного и Никита Муравьев — федерального. В федерализме стала вызревать идея России как федерации народов. В начале XX в. возникают национальные революционные движения и партии с сепаратистскими установками (например, армянская партия Дашнакцутюн). Важнейший для нашей темы исторический факт состоит в том, что эти настроения господствовали во всем революционном движении России. Это значит, что реальной возможности учредить в ходе Гражданской войны унитарное государство, разделенное на безнациональные административные единицы, не существовало.
Это и заставило большевиков изменить их первоначальные намерения. Ведь накануне Февральской революции Ленин был противником федерализации. Ленину больше импонировала французская модель, и он выступал за трансформацию Российской империи в русскую демократическую республику — унитарную и централистскую. Это видно и из его опубликованных тогда трудов, и из его конспектов, в которых он делал выписки при изучении федерализма. 198 Ленин еще в революцию 1917 г. оценил важность федерализма, а обстановка Гражданской войны его еще более в этом убедила; другие члены руководства (например, Дзержинский и Сталин) продолжали придерживаться идеи унитарного государства, и их поддерживало руководство большинства советских республик. Потому Сталин и выдвинул план автономизации, предлагавший объединение всех республик в составе РСФСР на правах автономий. Однако в ходе обсуждения они согласились с доводами Ленина.
198
Ленин В.И. ПСС: В 55 т. М.: Издательство политической литературы, 1974. Т. 33. С. 72, 147.