НАЦИОНАЛИЗМ И ПРОМЫШЛЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Тогда только, когда завершится буржуазная революция.

Буржуазная революция не может быть остановлена произвольно, выборами Президента или сменой правительства. Буржуазная революция это длительный процесс появления первичного класса городских собственников и политических оснований для последующего становления буржуазного государства. К примеру, классическая Великая французская буржуазная революция продолжалась десять лет, и об её окончании официально объявил ставший первым консулом генерал Наполеон Бонапарт. Если учесть, что Россией уже почти три года заправляет диктатура коммерческого космополитизма,

то есть режим нашей Директории, - и этот режим привёл страну к глубокому политическому кризису, - то можно делать вывод, что объективно вызревает Национальная революция, начало которой и закончит нашу буржуазную революцию.

Во-первых, объявлять Национальную революцию жестокой - это всё равно, что объявлять жестокими льва, тигра или другого зверя. Она неизбежна по объективным, не зависящим от чьей-либо воли причинам, а потому бессмысленно и бесполезно давать ей осуждающие определения. А во-вторых, во время буржуазной революции возникает особый класс собственников. В обстановке хаоса и беспорядка первых лет этой революции капиталы делаются только спекулянтами, ворами, казнокрадами, ростовщиками, взяточниками, бандитами. Ими захватывается, скупается за бесценок или разворовывается бывшая государственная и общественная собственность, и они быстро приобретают политические инстинкты частных собственников. 3-4 октября 1993 года в России именно такие собственники захватили полный контроль над исполнительной властью и установили свою диктатуру, - диктатуру коммерческого политического интереса. Их кровные политические интересы чужды интересам производства, и поэтому, пока они у власти, они никогда не дадут встать на ноги промышленному и сельскохозяйственному производству России.

Дело ни в желании или нежелании. Этот первичный класс собственников, появляющийся во время буржуазной революцией, не в состоянии заниматься производственным предпринимательством, даже если бы этого очень захотел. Его порождает коммерческий политический интерес, который рвётся к власти и устанавливает диктатуру этого интереса, устанавливает такую систему власти и такие силы у власти, которые создают самые благоприятные условия для получения спекулянтами сверхприбылей. Они создают аморальные, чуждые социальной культуре, безнравственные политические отношения в обществе, которые подрывают этику труда. Коммерческому капиталу для быстрого роста нет нужды в такой этике, ему нужны постоянные торгово-спекулятивные сделки. Нарождающимся частным банкам тоже выгоднее иметь дело с такими сделками, и они взвинчивают проценты на кредиты до ростовщических цифр, которых производство не в состоянии выплачивать. Владельцам коммерческих капиталов невыгодно поддерживать внутреннее производство, им невыгодны общественные идеалы, невыгодны социальные цели, то есть то, без чего эффективное промышленное производство невозможно. Они заинтересованы в том, чтобы в некоторых странах был недостаток товаров, тогда их можно дёшево закупать в государствах с развитым производством и продавать втридорога там, где производство находится в упадке. Режим диктатуры коммерческого интереса тем и отличается, что он создаёт условия для упадка производства в стране, в которой осуществляет свою диктатуру, чтобы спекулянты в этой стране продавали импортные товары по наивысшей спекулятивной цене.

Именно в этом. Режим неотвратимо ведёт Россию к политическому кризису, углубляет общегосударственный кризис, который начался ещё при коммунистическом режиме. Верхи всего господствующего класса собственников вскоре будут не в состоянии управлять страной, а Низы, то есть огромное большинство тех, кто живёт производством и обслуживанием производственных отношений, больше не в силах будут жить в условиях безработицы, нищеты, разгула коррупции, бандитизма, в условиях умирающей надежды на улучшение жизни.

Отдельные его представители прекрасно понимают и явно встревожены грядущим социальным взрывом, Национальной революцией, которая перераспределит собственность ради интересов ускоренного промышленного развития страны. Но весь первичный класс собственников живёт не разумом, а интересами, эгоистическими интересами роста спекулятивного, ростовщического, бандитского, воровского капитала - и роста любой ценой, любыми средствами. «

Кажется, русский национализм начинает, наконец-то, выходить из состояния бездумной зачарованности немецким национал-социализмом в его мифологизированном обличье. И даже предпринимает попытки осмыслить его как историческое явление. Действительно, хватит нам подстраиваться под цели и задачи немецкого национал-социализма, выступая послушниками с веригами на ногах, с веригами канувшего в лету прошлого. Обращение к опыту и достижениям партии, осуществлявшей Национальную революцию в Германии, очень полезно, однако, лишь с позиций разумного анализа отечественных и мировых проблем конца ХХ века, анализа, не опускающегося до уровня проблем и политических мифов его первой трети.

Для того чтобы оценить, что же возможно взять из опыта национал-социалистического движения в Германии, а что лучше сдать в музеи политического хлама, надо посмотреть на политэкономический фундамент, на котором зародилось и набрало силу вышеуказанное движение.

Имеющий много общего с итальянским фашизмом немецкий национал-социализм был движением по осуществлению немецкой Национальной революции; а Национальная революция - одно из проявлений социальных революций вообще. Социальная революция как таковая, всегда и везде происходила в исторические эпохи качественного усложнения производительных сил. В такие эпохи сложившиеся на прежнем мировосприятии, на прежней этике и морали производственные отношения оказываются не приспособленными изменяться необходимыми для развития производства темпами. Поэтому и происходит революционная смена всей системы обуславливающих производственные отношения идеологических, юридических и политических отношений, приводящая к смене правящих классов в целом ряде стран, где быстрое усложнение производительных сил имеет место.

В стране, в которой разворачивалась индустриализация, численность организованных общими производственными интересами наёмных рабочих и связанных с производством прослоек предпринимателей и инженеров, учителей и учёных, политиков возрастала до такого значения, когда они превращались в политически самую влиятельную часть взрослого населения этой конкретной страны. Их политические настроения и действия начинали определять социальную устойчивость государства, его политические позиции в мире. Под воздействием их интересов во всех странах, в которых начиналась индустриализация, неуклонно вызревала необходимость коренного изменения культуры производственных отношений всего общества. Эта необходимость революционной, прорывной замены общественных этики и морали, способствующей индустриальной социологизации всех проявлений общественных и политических отношений и приводила к острейшим и затяжным политическим кризисам в целом ряде европейских стран в первой трети ХХ века. И в Италии, и в Германии затяжные политические кризисы, как предвестники социальных революций, проявились вследствие бурной индустриализации этих стран, которая разворачивалась в них со второй половины девятнадцатого столетия. И кризисы эти явно нарастали буквально с каждым десятилетием индустриализации, о чём можно судить по развитию политической борьбы в этих странах и её непрерывному ужесточению.

Политические режимы и правящие классы в европейских странах были так или иначе наследниками феодальных традиций, так или иначе отражали существенные интересы этих феодальных традиций. С эпохи средневековья христианский феодализм выстраивался на основаниях полного господства интересов земледельческого производства над всеми прочими видами деятельности, земельной собственности над прочими видами собственности. Поэтому сложившиеся на традициях феодализма режимы государственной власти, их правящие классы, народные отношения с началом индустриализации оказывались неспособными отвечать совершенно новой политической действительности, в которой происходило быстрое сокращение относительной численности земледельческого населения и значения сельскохозяйственного производства. Им не удавалось изнутри себя осуществить решительное преобразование, реформацию отживших политических учреждений и традиций для соответствия новым требованиям к общественно-производственным отношениям, к их всеохватной урбанизации и буржуазной социологизации, сопровождавшейся постепенным подчинением земельной собственности интересам городского, буржуазного капитализма. А потому, в целом ряде стран вызревала неспособность феодально-бюрократических верхов управлять по-старому, а городских низов – нежелание больше существовать по-старому, - то есть вызревала революционная ситуация.

Эта революционная ситуация не могла разрешиться иначе, кроме как через буржуазную революцию, завершавшуюся затем той или иной социальной революцией. В России, например, февральская буржуазная революция 1917 года быстро завершилась большевистской социальной революцией, которая была одновременно политической контрреволюцией, совершавшей социалистическую реформацию народных общественных отношений и феодально-бюрократической государственной власти. Тогда как в целом ряде стран Западной и Центральной Европы буржуазные революции завершались национальными революциями, создававшими национальные капиталистические государства.