Национальная доктрина

Заднепровский Богдан

К тому же следует отметить и то, что отказ от монополизма в финансах и крупном бизнесе касается только небольшой группы его участников — верхушки, элиты, а не всего механизма бизнеса. Отказ от национального монополизма касается каждого представителя крупного национального объединения.

Что же мы получаем в итоге социального либерализма по образцу экономического в сфере национальных интересов? Национальное большинство, лишившись своих преимуществ, не получило ничего. Даже, наоборот, представители национального большинства оказались в ущербном положении перед всякого рода национальными меньшинствами, диаспорами, кланами, которые в свете своего «темного, страдальческого» прошлого получили от государства социальное обеспечение в плюс к полученным ими конкурентных преимуществ от национальной демонополизации общества. От своих традиций они не отказались, отрицая универсализм, и пытаются эмансипироваться в устоявшиеся сферы национального большинства (в

религии, образовании, гражданских правах, народонаселении и пр.).

Отдельно взятый представитель национального большинства проигрывает. Потому что происходит сдвиг, перекос и в геополитической борьбе, остроту которой мировое сообщество еще не преодолело. Представитель национального большинства должен заботиться о себе сам, без преимуществ своей национальной идентичности, завоеванной его предками в упорной борьбе за существование и суверенитет, без какого-либо компенсированного обеспечения. Не все же представители национального большинства имеют возможности крупного капитала. Лобби же оказалось из-за коррупции на стороне меньшинств. Они не утратили своей целостности, как представители национального большинства. Представитель национального большинства перед нацменами теперь зачастую становится меньшинством. И вот здесь либерализм почему-то заканчивается. Одинокий представитель национального большинства перед кучкой нацменов встает всего лишь в положение наемного рабочего перед предпринимателем. Его интересы никак не обеспечены. Либерализация национальных интересов по экономической модели оказалась несостоятельной ни по одному пункту своей логики развития. Она стала лицемерной политикой выхолащивания всего национального в государствах, предательством, узурпацией элитами и малыми группами какой бы то ни было сплоченности у национального большинства, так же как и у социального. Им предоставлены «всеобщие права» вместо национальных и общих интересов. Но почему-то эта «всеобщность» не распространяется на имущество, права, доходы, идентичность национальных меньшинств и элит. «Все можно» только по отношению к национальному большинству, массам и их представителям только по отношению друг к другу. Боже упаси коснуться хотя бы даже элемента костюма меньшинства. Они имеют «всеобщее» право на самовыражение. Но если представитель большинства начнет самовыражаться то он нарушит права меньшинств. Он может лишь присоединиться к ним, подчиниться их правилам, терпеть. Всеобщность, таким образом, не имеет направления на корпорации и меньшинства. Они ее не исполняют, а эксплуатируют: «то что для всех — не для меня». Таков национализм малых народов, таков шовинизм корпораций — «что хорошо для „Дженерал Моторс“ хорошо для Америки». Безапелляционно, мнение «толпы» роли не играет. Эта политика уже взята на вооружение как метод геополитической борьбы. Создано огромное количество мифов и предрассудков, осуждающих вообще существование многих исторических и самых значительных для развития цивилизации наций. Кучка дармоедов и паразитов хочет оседлать любое большинство ради своих потребностей.

На сегодня уже не секрет, что и экономическая либерализация исчерпала себя. Сегодня снова обостряются отношения между работодателями и трудящимися. Обостряется классовая и геополитическая борьба за доминирование в мире.

В общем, результат всей нынешней либерализации свелся к укреплению лишь частных, корпоративных интересов. Всяческое большинство: национальное, социальное, религиозное, профессиональное и т. д. теряет свой голос. Его интересы упраздняются хищничеством разного рода индивидуализма и эгоизма, в том числе и национального. Общие, национальные и личные (интересы типа) интересы пытаются атомизировать, растворить интересами малых групп, индивидуальности. Большое растворяют малым. Великое, целое и единое рвут на части и пожирают.

27. Мамона

Причины западного курса на подавление России очевидны и лежат на поверхности. Главная его задача ослабить развитие производства в России. Потому что для развития производства страна перенаправит свою сырьевую и добывающую промышленность целиком на внутренние нужды — ведь резервы для развития производства в России колоссальные. Россию намерено вколачивают в разряд Третьего мира. Хотя любому западному эксперту понятно, что Россия — не Аргентина какая-нибудь или Венесуэлла, а страна с высокоразвитой многовековой европейской культурой, научным потенциалом, современной военной мощью. Россия — единственная страна в мире, способная быть автаркией — создать производство, пусть и не самое совершенное, но целиком и полностью опирающееся на внутренние ресурсы, как материальные, так и людские. Таким образом западное производство останется без значительного количества сырья, особенно нефтеуглеводородного. Западная экономика сразу же рухнет, так как не сможет развиваться привычным темпом.

Именно поэтому вся система образования и все западные культурные прививки, проводимые через продажное антинародное правительство направлены на депопуляцию, разрушение основ нации и на воспитания коммерческого духа в ущерб производственному воспитанию. Все эти армии менеджеров и продавцов-консультантов, юристов — целое

непроизводственное поколение не смогут создавать, развивать и контролировать производство, а только продавать и перепродавать. Соответственно не смогут воспроизвести поколение людей производства. Идеей успеха и конкуренции производственный труд был значительно обесценен и унижен, особенно научная, высококвалифицированная его составляющая. Была обанкрочена вся высокотехнологичная товарная промышленность, поддерживается лишь добывающая и сырьевая. Еще больший вред нанесло правительство обесцениванием труда государственных служащих — большую и нищую часть которых называют бюджетниками. Их нищетой и коррупцией приучают торговать. Продавать Родину.

28. Свободный рынок — в чем его свобода?

Свободный рынок — сначала надо понять для кого он свободный. А он свободный по замыслу, в первую очередь для предпринимателей. Его главное требование, чтобы государство не вмешивалось в регулирование экономики. А почему государство вмешивается в экономику? Потому что экономика влияет на социальную жизнь и соответственно на политическую. Но свободный рынок полностью переложил эту ответственность на государство. Оставив за ним священное незыблемое тоталитарное право — собирать налоги. При этом сам свободный рынок поставил в основу своего существования ничем необоснованную, тоталитарную, не «помазанную» догму о «священности частной собственности».

И вот с этого момента вопрос о том, для кого рынок свободный становится очень острым при распределении ответственности за эту свободу: у кого больше свободы, у кого меньше. Равные условия и понятные правила игры дают более менее сбалансированный результат экономической деятельности. Но если вдруг те, кто в этой равной борьбе выдвинулся вперед, делает все, чтобы ответственность занизить, т. е. стремится к господству и произволу, то свободный рынок становится рабством для не предпринимателей. Государство фактически обеспечивает социальные меры за счет тех, кто находится в рамках социальных проблем, а не за счет тех, кто из них уже вышел. В том случае если налоги с верхних слоев предпринимательства низок.

В то же время государство нередко является само экономическим игроком этого «свободного рынка». Но в данном случае оно сразу же получает преимущество от своего «священного права» налогообложения. А ведь свободный игрок опирается на свои собственные силы, на общие правила игры. Рано или поздно при смещении баланса ответственности в сторону лишь социума от государства и от предпринимателей устанавливается дикий рынок и монополистический капитализм со всеми своими кризисными издержками.

29. Социальная эффективность субъектов общества и государства (учреждений и предприятий).

Общая польза превыше частной.

Рудольф Юнг

До сих пор социализм опирался на экономическую основу, а не на социум как таковой. И тем самым был идеей не совсем полноценной, вытекающей из условий, а не стремящийся к их доминанте. Он блуждал в лабиринтах экономизма. В основном он требовал перераспределения ресурсов и полномочий в пользу социума у буржуа через механизм государства. Все эти требования сокращения разрыва между классами, социальные гарантии, социальное страхование, требование социальной ответственности от бизнеса, требование демократизации государства были мерами раздробленными и зависимыми от экономики и государства. Эти меры оказались половинчатыми и малопродуктивными для социума. Более менее ценным было требование обобществления собственности. Буржуа, сторонники экономизма выдвинули основной аргумент к этому тезису о низкой экономической эффективности подобного рода «общей» собственности. Через эту спекуляцию они выдвигают претензию государству по сокращению его влияния на экономику. Однако результатом борьбы буржуа и социалистов было укрепление государства. В своих социалистических моделях государство опять опиралось на экономизм и тем самым, в конце концов, также оказалось неэффективным для социума. Политические меры и борьба за демократию или диктатуру пролетариата не дали социализму полного разрешения — политика, государство и власть также не стали опорой социализма. Но и для буржуа сильное государство также оказалось сегодня малопродуктивным, хотя и оградило экономизм от социума.

Таким образом, ключевым моментом полемики стал тезис об эффективности социальной системы. Раз за разом через экономику и политику доказывалась неэффективность направленности экономики и государства на общество. Это порочный круг, где социум целиком зависит от системы экономики и государства, где нет места для приоритета социума. Проблема социалистов в том, что они не выдвинули ответной претензии об эффективности экономики и государства для общества, которое объединяло бы все ранние раздробленные требования под одним принципом. Принципом социальной эффективности учреждений и предприятий. Возникает жесткий социалистический императив, который может провозгласить следующее: если учреждение или предприятие обладает низкой социальной эффективностью его работа нецелесообразна для социума, а, следовательно, оно либо упраздняется, либо реформируется с полной сменой управления и собственника, на социально более ответственных.