Национальная доктрина
Шрифт:
Конечно же, подобный принцип пока лишь только идея, без практических и методологических средств, абстрактная категория. Но это лишь применительно к философии. Однако если категория социальной эффективности учреждений и предприятий приемлема как перспективный идеал, то для реализации потребуется внедрение этого принципа в разные прикладные отрасли. То есть рассмотрения специалистами, знающими тонкости своих теоретических и практических сфер. Они «примерят» этот принцип на себя и сделают выводы о его целесообразности.
Принцип социальной эффективности опирается на сам социум, а не на экономику и государство и условности их развития. Он создает новое мощное условие сосуществования экономики, политики, социума, где ставится во главу угла не производство или государство, а именно социальный организм. Социум ставится приоритетом любому учреждению, корпорации, агенту, какой бы деятельностью они не занимались, любому
30. Пределы
Экономическая система может обеспечить только определенное количество социальной системы. Стабильная экономическая система обеспечивает социальную систему общества при равномерном развитии и росте. Излишек социальной системы создает дисбаланс экономики, либо кризис экономической системы — спад — создает недостачу для социальной системы.
Экономическая система (среда) может стать слишком тесной и недостаточной для данного общества. Борьба за ресурсы переходит с уровня экономической конкуренции в биологическую конкуренцию: преступность, рейдерство, — силовой аргумент. Система сжимается из-за централизации ресурсов, приходит к своему противоречию. Она становится непроизводительной. Так выглядит коллапс, далее развал:
— социальная среда деградирует;
— нехватка рабочих мест (демография);
— нехватка доходов, нехватка потребления.
31. Экономическая свобода
Современная социальная борьба не может развиваться без понимания, что такое экономическая свобода. Как она преподносится главными политическими силами? Кто пытается ее осуществить на практике?
Капитализм под экономической свободой понимает исключительно свободу экономической деятельности, вне зависимости от государства. С самого начала буржуа твердили, что государство — это «ночной сторож», не более, что мол «невидимая рука» стихийного свободного рынка сама установит равновесие в экономике, нужна свобода торговли, нерегулируемая конкуренция, свобода перемещения капитала… Но главной опорой для подобной экономической свободы должна быть незыблемость частной собственности — а вернее свобода от ответственности за ее обретение. Но настоящей опорой в этой экономической свободе были нужна, потребность и бесправие труда. То есть под свободой понималась вовсе не экономическая свобода человека, а возможность экономического господства отдельного индивидуума или групп за счет других. Изначально социал-дарвинизм был экономической, а вовсе не антропологической или биологической теорией, в которой вершиной борьбы за существование определялось богатство, принципом был «выживает самый богатый». Бедность определялась опять же природными свойствами и способностями индивидуума или групп, данными от рождения. В эту модель внедрялась талмудическая предопределенность — а предопределенность уже отрицает свободу — «злой от природы может грешить, но исправиться, и попасть в рай; добрый, смиренный не имеет права быть злым, иначе он попадет в ад». Возможность экономического господства нуждалась в свободе доминировать, и в то же время в незыблемости этого доминирования — «священность частной собственности» и в формуле «бедность — не порок», а закон природы. У каждого, мол, есть шанс добиться богатства, но на деле получается только у тех, кто имеет к этому способности. Капитализм своими принципами сумел успешно подчинить государство через финансовые свободы буржуа. При этом капитализм максимально пытается не учитывать факторы труда и доходов. Нужда, потребность — а следовательно эксплуатация главная движущая сила прогресса и свободы. И возникает оруэлловский парадокс подобной экономической свободы: нужда — это свобода. Потребительство как конечная форма свободы, фактически превращалась в бесконечную гонку за удовлетворение нужды, в зависимость от потребления. Низводила человека до уровня животного, которое ради потребления избавляло себя всяческой деятельностью от человека. Отвлечь людей от борьбы за экономическую свободу капиталисты пытались борьбой за политические свободы, хотя и тут были свои ограничения — политические свободы заканчиваются там, где начинается чье-то экономическое господство. То есть буржуазная демократия не касается экономических свобод.
Позитивным выводом из этой буржуазной трактовки экономической свободы в том, что она обрела свой основной определительный признак — доходы.
Другое понимание экономической свободы — это свобода труда и свобода человека от нужды. За это понимание экономической свободы боролся социализм. Разными путями — марксизм понимал под экономической свободой право на труд, но вел эту линию к тупику принципом «от каждого по способностям, каждому
НС предлагал осуществить экономическую свободу через усиление независимости национальной экономики от внешних факторов, финансового капитала, через национальную солидарность труда разных слоев общества, которая по мысли должна была привести к добросовестности и взаимозависимости и ответственности капитала и труда. То есть свобода через ответственность и солидарность — вместо жестокой классовой борьбы. Вроде бы чего еще надо, но нужна была внешняя экономическая независимость от капитала и ресурсная база для развития производственной экономики. Однако в данном случае требовалось политическое господство для обретения ресурсов потребления. Идея политического господства сделала вторичной экономическую свободу, подчиненной этой идее, а соответственно ограничивало эту свободу, причем тоже чрезвычайно радикальным средством — войной.
В обоих случаях ограничения накладывались предыдущим экономическим господством, всячески не желавшим осуществления экономической свободы от нужды. Причем реакция была безумно агрессивной.
Современная социал-демократия как решение проблемы экономической свободы предлагает борьбу за сокращение разрыва в доходах населения, улучшение условий труда, совершенствование образования и прочие социальные гарантии. Казалось бы, что все тут правильно и логично. Но все чего добилась социал-демократия, случилось вследствие жестокой борьбы между экономическим господством капитализма и экономической свободой социализма. Являлось вынужденными уступками экономического господства. То есть эта форма экономической свободы зависит и ограничивается все еще экономическим господством. Тут благодаря либерально-демократической риторике сводится на нет радикальная борьба. Но без нее экономическое господство с легкостью может регулировать экономическую свободу. Царство нужды по-прежнему незыблемо.
Какие из всего этого можно сделать выводы? Во-первых, капитализму экономическая свобода нужна для господства. Во-вторых, экономическую свободу от нужды в истинном смысле пытался осуществить социализм. В-третьих, все попытки оказались пока что недостаточными. В-четвертых, по всей видимости, следует из каждого опыта борьбы за экономическую свободу взять самое позитивное, как в плане борьбы, так и в плане созидания, и вновь попытаться добиться экономической свободы людей от нужды.
Нужен всемерный синтез идей, направленных на осуществление экономической свободы.
32. Перераспределение — важнейшая жизненная истина
Перераспределение — вот главный закон человеческой экономики, политэкономии. Ни капитал, ни «товар-деньги-товар», ни собственность, ни деньги, ни труд (да-да, даже не труд) определяют экономику. Нет. Ее начало есть перераспределение: перераспределение ресурсов, труда, собственности… Да что там собственность и рождается из перераспределения. Капитал же, «товар-деньги-товар», труд, деньги, рынок и на что там еще молятся экономисты — это всего лишь разные формы этого самого перераспределения. Присвоение — одна из первичных форм перераспределения. Есть и вторичные. Почему не распределение? Потому что человек перераспределяет сначала то, что уже существует, создано природой, жизнью… Война — тоже перераспределение, передел. Те же деньги — это лишь метод легитимности первичного перераспределения. Или «оплата труда» — то же самое перераспределение. Все вырастает из идеи перераспределения. Любая идея подразумевает его под собой. Поэтому нет ничего аморального в перераспределении, наоборот, на нем строится вся мораль. Перераспределять можно по-разному. Важно найти присущие органические для субъекта критерии и направления перераспределения. Из этого рождается уже борьба. Кому что нужно, кто за что радеет. Хитросплетения перераспределения.
33. Крысиная приспособляемость
«Победителю достается все» — то есть для достижения успеха используются любые средства, даже подлые, чаще всего незаконные. Рыночная экономика — реальная — развивается далеко не по моделям академических учебников либеральных экономистов. Борьба как за экономическое господство, так и социальная становится все более натуралистической, все более жесткой. Она приближается к биологизму дарвиновской борьбы за существование. Потому что цель — только потребление и накопление возможностей потребления, а не какое-либо развитие, затрата усилий на будущее. Капитализм пренебрегает будущим ради настоящего. Нагляднейшим примером этого является экологическая ситуация, что уж говорить о социальных отношениях.