Национальность – одессит
Шрифт:
— Возьмешь меня с собой? — попросился он.
Не был бы он ранее таким выпендристым, перевез бы бесплатно, а за гордыню надо платить, причем дорого.
— У меня не пассажирское судно, — как бы не въехав, отказал я.
— Я заплачу десять рублей, — предложил он и, не заметив радостного блеска в моих опьяневших глазах, удвоил сумму.
— Двадцать пять, — потребовал я.
Миша Раставин облегченно вздохнул (видимо, предполагал более высокую цену) и сделал красивый жест:
— За ужин плачу я!
И таки заплатил, и мы даже в обнимку, как два другана, допетляли до гостиницы, где разошлись по своим номерам.
Утром я контролировал продажу муки с джонки. На причале рядом с ней стояли большие весы, которые
Занят был не сильно, поэтому обратил внимание на приличного сухощавого господина лет двадцати семи, обладателя аккуратной темно-русой бородки и еле заметных тонких усиков под длинным носом, который опирался, как на трость, на сложенный черный зонт, хотя день был сухой, ни намека на дождь. Он явно желал пообщаться со мной, но стеснялся помешать торговому процессу, ждал, когда освобожусь.
Я подумал, что хочет прикупить мешок муки, и спросил:
— Вам что-то надо от меня?
— Извините, что отрываю от важного дела, но мне сказали, что вы приплыли из Чифу и собираетесь туда вернуться… — преодолев смущение, начал он.
— Да, а что? — перебил я.
— Не могли бы вы захватить нас? — поинтересовался он. — Мою жену, меня и двоих наших маленьких детей. Мы заплатим вам столько же, сколько китайцам, по пятьдесят рублей за взрослого и двадцать пять за ребенка. С русским человеком нам будет спокойнее.
Надо же, я вчера перед сном подумал, не заняться ли перевозкой пассажиров в Чифу, а оказывается, эта услуга уже существует и даже имеет твердый тариф, и хитрозадый просто Миша Раставин, воспользовавшись моей неосведомленностью, объегорил меня на двадцать рублей минус ужин! Наверное, это мне обратка прилетела за то, что поимел непроинформированных китайцев, когда покупал и ремонтировал джонку.
— Могу взять, — согласился я, — но вы понимаете, что у меня грузовое судно, никаких удобств?
— Как-нибудь потерпим сутки! Лишь бы выбраться из этого ада! — радостно заулыбавшись, произнес мужчина, после чего уточнил: — Нам сказали, что именно столько добираться до Чифу.
— Если будет дуть ветер и ничего не случится, — уточнил я.
— Да-да, я понимаю, — сказал он и спросил: — А еще кого-нибудь можете взять? Наши соседи, приличные люди, муж горный инженер, тоже хотят уплыть.
— Могу. Приходите завтра часам к пяти вечера. Надо будет по светлому миновать минные поля. На всякий случай захватите еды на трое суток и одеяла. Ночи уже теплые, но всякое может быть, — предупредил я, посчитав, что, если успею до вечера продать всю муку, то матросы сильно устанут, так что лучше отправиться в путь на следующий день.
13
Утром я купил доски, бревна и нанял бригаду китайцев-плотников, чтобы по-быстрому сколотили в трюме подобие частично разборных, сплошных нар, как на пиратском судне. Разница была только в том, что располагались немного выше, чтобы под них можно было закатить и закрепить часть пустых бочек. Остальные разместим на главной палубе. Нары застелили соломой и накрыли запасными парусами. В носовой части сделали выгородку для ночной посудины.
Пассажиры начали прибывать в начале пятого вечера. Первым прикатил геолог Раставин Миша на двух рикшах, потому что багажа у него было много, как у купеческой
— Наконец-то уеду из этого чертового места! Как оно мне надоело! — искренне воскликнул он, переходя по мостку на борт джонки.
— Не торопись прощаться! — шутливо посоветовал я. — Может, нас перехватит японский миноносец, и ты еще долго пробудешь в этих краях.
— Типун тебе на язык! — как бы тоже в шутку бросил Миша Раставин, после чего спросил: — Они что, и стрелять по нам могут?
— Конечно, — подтвердил я и, поскольку не хотел видеть его на палубе, посоветовал: — Так что лучше сиди в трюме. Туда попадут в последнюю очередь.
Минут через двадцать приехала на извозчике семья горного инженера, обладателя роскошной бороды, из-за которой походил на старообрядца. У него была чопорная смуглокожая жена, напоминавшая копченую селедку, и трое детей — мальчики трех, шести и восьми лет. Вот кто радовался путешествию. Они облазили джонку от киля до клотика. У меня даже создалось впечатление, что детей на ней не меньше трех десятков. Следом за ними прибыло семейство парикмахера, щуплого мужичка, шедшего довеском к своей жене-толстушке и четырем детям, мальчиков и девочек поровну. Они прикатили на всякий случай, а если я не соглашусь, уедут, но сразу же устремились на борт джонки. Впрочем, я не возражал, потому что заплатили строго по тарифу. Последними, опоздав минут на пятнадцать, прикатил стеснительный мужчина, договаривавшийся со мной вчера. Когда глянул на его расфуфыренную жену, на голове которой шиньон из черных волос был высотой с полметра, я понял, что они прибыли очень даже вовремя, это часы куда-то спешат вместе со мной. Их сын и дочь присоединились к ватаге, уже обжившейся на джонке, и я сразу вспомнил старые добрые времена, когда командовал пиратской шхуной с открытыми бочками рома на палубе. Вместо спиртного в бочках были остатки муки, поэтому детишки вскоре напоминали крупные пельмени перед варкой.
Джонка сразу отправилась в рейс. Пользуясь слабеющим отливом, понеслась с попутным ветром по проливу сперва на внешний рейд, а потом медленнее против ветра между берегом полуострова Тигровый хвост и минными полями. Опасный участок добили уже в темноте, после чего я малость подкорректировал курс и пошли прямо на Чифу. Если не считать маневры в порту и проливе, линия Порту-Артур-Чифа — мечта экипажа. Один курс, постоянный ветер, мало работы с парусами. Детвора к тому времени выбегалась и завалилась спать в трюме. Их родители еще с полчаса стояли на высокой корме, глядя на огни в городе, фортах и на батареях, точно ждали, когда в головах перевернется страница жизни в Порт-Артуре и откроется следующая, пока чистая. После чего удалились в трюм, сперва дамы, потом мужчины. Там покачивалась на вбитом в подволок, железном крюке стеклянная масляная лампа, дававшая тусклый свет, достаточный, чтобы осветить проход между нарами и к загородке с ночной посудиной. Как там разместились пассажиры, я не смотрел. Это их проблемы. Главное, что жалоб не было. Не тот случай, чтобы требовать комфортные условия.
Я долго не ложился спать. Перед выходом мне сообщили, что с наблюдательного поста на горе Золотая видели на горизонте два японских корабля, ждали нападения. Только когда миновали гору Лаотешань, посеребренную вышедшей, стареющей луной, я решил, что южнее полуострова вражеские военные корабли вряд ли заплывут, нечего им тут делать. Расположился на тюфяке, набитом соломой, на корме под навесом. Днем уже жарко, но не очень, а ночью тепло, и дожди идут редко. Самое лучшее время суток лучшего времени года в этих краях. Сон не шел, поэтому пялился на небо, щедро усыпанное ядреными звездами, и думал, кто я есть такой и какая есть моя задача? Ответов было много и все мимо. Как только начинаешь думать о смысле жизни, появляется желание удавиться.