Национальный вопрос и моя мама
Шрифт:
На смену первым восторгам пришли уныние, слезы на исповеди и попытки отца Филарета удержать ее в церкви.
— Я плакала, рассказывала отцу Филарету, как я устала от всего. Я же с пятнадцати лет на улице! Не знаю, как жить, за что схватиться. А батюшка слушал меня, успокаивал и своей рясой мои слезы вытирал…
Затем полный отход:
— Молюсь, молюсь, а толку нет. Ничего в моей жизни не меняется. И бабки в церкви какие–то противные, только замечания могут делать…
Долго еще отец Филарет ходил к ней на рабочее место — в будку на базаре, где она работала продавщицей
— Приходит, стучит в форточку, улыбается: «Дарьюшка, как ты тут?» Потом зайдет, посидит, о матери и о работе расспросит. Я ему еще записки с грехами писала, чтобы он потом разрешительную молитву прочел. О, что было, когда отец Филарет приходил! Весь базар на меня пальцем показывал: вот Диане какая честь — священник к ней в будку ходит!
Отцу Филарету было в ту пору семьдесят с лишним лет. И как он находил силы ходить на базар к Дарьюшке после долгих исповедей и служб?
Диана тем временем продолжала:
— Как отошла от церкви, совсем плохо стало. Из дома опять ушла, не выдержала. На двух работах, как ишак, кручусь, а вечно без денег — все уходит на брата и мать. Элиз мне деньги сует: «Возьми. Я же вижу, как тебе трудно, вечно голодная ходишь». Не хотела я брать, а Элиз настаивает: «У меня муж есть, а у тебя лишь двое нахлебников на шее. Бери, говорю!»
Тут как раз появилась Элиз с коляской, и мы познакомились. Диана ушла со своим воспитанником и Лукой на качели. А мы с Элиз разговорились, и она рассказала, как попала в Грузию:
— Деметре приехал в Баку в командировку на год и познакомился со мной. Начал мне звонить. Моя мама ругалась и кричала в трубку: «Здесь такой нет!» Потом кричала уже на меня: «Зачем тебе этот гурджи (грузин)? Тебе что, своих азербайджанцев не хватает? Выйдешь замуж за гяура (неверного) — убью!» Мы с Деметре встречались тайком. Дома были скандалы: «Мне зятя–гяура не надо! Я тебя из дома выгоню!» Выносить всю эту пытку было невозможно, и я ушла к Деметре. Жили мы пока без регистрации. Он, кстати, тогда еще не был таким верующим. Потом встал вопрос об отъезде в Грузию. Я уже была на четвертом месяце беременности. Позвонила сестре — попрощаться. Та мне устроила встречу с матерью и другими сестрами. Деметре боялся пускать меня на это свидание:
— Вдруг они начнут тебя бить, и мы потеряем нашего ребенка.
— Ну, что ты, — успокаиваю его, — они же не дикие.
Он опять за свое:
— Я пойду с тобой и где–нибудь в кустах спрячусь. Если что не так, выскочу к тебе на помощь.
Еле–еле отговорила его от этой затеи. К тому же он у меня не Рембо — худенький, ростом чуть повыше меня.
В общем, сидели мы в парке на скамейке, разговаривали. Мама плакала, отговаривала меня ехать:
— В Грузии света нет, газ постоянно отключают. Как ты там будешь? Живите уж лучше у нас в Баку.
— Это же его родина, там его мать. Кто за ней присмотрит? — объясняла я.
— А вдруг она не примет тебя как невестку?
Мне и самой было страшно об этом думать, но я, как могла, защищалась:
— Мой муж ее любит, и я ее буду любить и уважать. У нас все получится.
Деметре с нетерпением ждал меня дома и встретил вопросом:
— Ну, как? Все мирно?
Узнав, что «в Багдаде все спокойно», на другой день пошел к моей матери с «официальным визитом». Купил цветной телевизор, всякие сладости и хотел было взять шампанское, да я его одернула:
— Забыл, что мы мусульмане? Алкоголь нельзя.
Встреча прошла спокойно. Моя мать такого визита явно не ожидала и заметно успокоилась. Стала его усиленно чаем поить. Деметре пьет, не отказывается. Потом мне признался: «Я, наверно, за всю жизнь столько чая не выпил».
Отправились мы в Грузию. Ехала я со страхом — как там меня примут. Свекровь встретила меня спокойно, хотя без особой радости. Конечно, она хотела иметь невесткой грузинку.
Постепенно я освоилась, стала учить грузинский. Вскоре мы расписались. Родился мой первый мальчик, а Деметре духовно окреп. Атеистом–то он никогда не был, а тут зачастил в церковь. Я сначала обижалась:
— Ты целый день работаешь. Хоть в воскресенье побудь со мной! Ну что вы там, в этой церкви, делаете? Можно и дома помолиться.
— Дома одно, в церкви другое, — отвечал он и торопил меня с крещением сына. Я сперва колебалась, нужно ли это, потом согласилась.
— А сама?
— Нет, я пока некрещеная. Муж на меня не давит. Он считает, что всему свое время, и к вере человек должен прийти без принуждения. Кроме того, для меня перемена веры — как предательство. Если я родилась мусульманкой, то зачем отрекаться от веры отцов? Правда, намаз я теперь не совершаю, совсем забросила. Деметре дал мне молитвослов. Я перевела некоторые молитвы на азербайджанский язык — так мне понятнее. Особенно мне нравится молитва «Отче наш», я читаю ее по утрам. Что будет дальше, пока не знаю. Посмотрим.
— А как складывалась жизнь в Грузии?
— Так и складывалась — Луку в год крестили. Жалко, что поздно я согласилась. Зато Мате крестили почти сразу после рождения. Я даже не знала, что это так важно. И разница между мальчиками есть. Вот каждое воскресенье Деметре их водит на причастие: старшего за руку, младшего в «кенгуру» сажает. Так Лука не хочет, каждый раз упирается. Зато как причастится — становится тихий, спокойный. А с Мате таких проблем нет, он с рождения к Богу прирос.
— Как Деметре к детям относится?
— Очень любит их. Мне то и дело говорит: «Элиз, посмотри, каких нам Господь детей дал! Мы должны еще больше молиться». Я и так каждый день прошу Бога, чтобы Он меня вразумил, как детей правильно воспитать. Вдруг что упущу? Вся ответственность на мне. Отец их редко видит, много работает. Очень хочу, чтобы они выросли хорошими людьми. Хотя у нас есть деньги, я не приучаю их к роскоши. Лука, когда что–то хочет, всегда осторожно спрашивает: «Мама, а можно это купить?» Детей нельзя заваливать ни сладостями, ни игрушками. Когда всего много, все обесценивается, и ребенок уже не чувствует радости. Зато когда потеряет — это трагедия. В жизни надо быть готовым ко всему: сегодня деньги есть, а завтра их может не быть. Но ведь это не катастрофа. Я Диане говорю, что хочу третьего ребенка. А она удивляется: «Когда же ты будешь отдыхать и жить для себя?» А дети и есть моя жизнь. Зачем мне отдых?