Нацистская пропаганда против СССР. Материалы и комментарии. 1939-1945
Шрифт:
В лаптях, в изорванных и грязных, домотканого сукна поддевках, сами, как шахтеры, грязные, все худые, бледные, изможденные, со страхом на страдальческих лицах, с дрожащими губами и выпученными глазами, они заискивающе смотрят на принимающих их в лагерь, психически не вполне нормальных чекистов-надзирателей. По нескольку часов стоят они на морозе в строю, дрожа всеми членами от пронизывающего их насквозь северного холодного ветра. Каждого, кого надо и не надо, они называют «гражданином начальником». В их движении, на их страдальческих худых лицах чувствуется сильнейшее желание угодить каждому чекисту и снискать его милость...
Крестьяне в СЛОН попадают, главным образом, за пассивное нежелание идти в колхозы, насаждаемые теперь в целях «коллективизации сельского хозяйства». «Индивидуальных собственнических
Но какая связь коллективизации со ссылкой в СЛОН? – спросит читатель. Ведь коллективизация добровольна. Связь тут прямая и тесная. О добровольных действиях «свободных» граждан СССР в России существует такой анекдот. Макдональд в дружеской беседе с Чичериным сказал: «Скажите, пожалуйста, господин Чичерин, как это вы умудряетесь распространять в России всякого рода внутренние государственные займы? Бросьте в сторону дипломатию, и давайте говорить просто». – «Э, чудак вы, мистер Макдональд. Дело все в том, что мы, коммунисты, хорошо знаем психологию нашего народа; мы знаем, как правильно и вплотную подойти к нему. Граждане воспитаны нами в духе классового самосознания, они научены у нас мыслить государственно – вот где лежит та причина, которой вы интересуетесь». – «Но помилуйте, господин Чичерин, наши англичане тоже государственно мыслящие люди; однако у нас, в Англии, никак этого нельзя было бы сделать; раз англичанин знает, что преподносимая ему пища горькая, он ни за что не станет ее кушать». – «О, мистер Макдональд, вы ошибаетесь, – сказал Чичерин. Он тут же подозвал к себе собачонку и намазал ей горчицей под хвостом. Собака сначала завизжала, закрутилась, а потом присела и начала вылизывать горчицу... – Вот видите, – сказал Чичерин, – горчица как будто и горькая, однако собака облизывает ее». – «Да, – ответил Макдональд, – вы правы, господин Чичерин...»
Вот типичная обстановка, при которой производится в деревнях коллективизация... Председатель, например, какой-нибудь деревни на Кавказе – не ее житель. Ни жизни этой деревни, ни людей ее совершенно не знает; он прислан для местной административной работы откуда-нибудь из центра России. Он – не выборное лицо, как это полагается по советской Конституции, а назначенец; его на эту работу назначил партийный комитет, по указанию ОГПУ, потому что он состоит активным секретным сотрудником его. От партийного комитета председатель исполкома имеет директиву о проведении сплошной коллективизации в деревне («так как ваш район объявлен районом сплошной коллективизации»), а от ОГПУ приказ «брать на карандаш весь тот контрреволюционный элемент, который не пожелает вступать в коллективы, и немедленно доносить нам с одновременным представлением списка всех кулаков деревни».
В обоих приказах председатель исполкома предупреждается: «Невыполнение директивы партии повлечет за собой привлечение вас к уголовной ответственности за халатность».
Такое же предупреждение получают секретари коммунистической и комсомольской ячеек и секретарь союза воинствующих безбожников, все сотрудники ОГПУ. Эти комдворяне собирают крестьян на общее собрание и начинают доказывать им, что «собственность – пережиток старины», что «собственностью попы затемняют классовое сознание пролетариата», что крестьяне, – если они не враги советской власти и не контрреволюционеры, – должны немедленно записаться в коллективы, в которых для них будет не жизнь, а рай. «А если кто не будет записываться в коллективы, – обычно, с пеной у рта, добавляет секретарь комсомольской ячейки, – то он – враг советской власти. Врагам советской власти нет места в СССР, ибо, как сказал товарищ Сталин, врагов советской власти мы должны вырвать с корнем и уничтожить кулаков и собственническую гидру контрреволюции». После такого заключения крестьяне, за 13 лет достаточно хорошо наученные понимать советские приказы о социалистическом строительстве, записываются в коллектив. Некоторые же «чересчур умные», как их называют на своем языке чекисты, зная из газет, что коллективизация добровольна, в коллективы не записываются. Чекисты расценивают это как «пассивное сопротивление делу социалистического строительства». На таких крестьян председатель исполкома совместно с секретарями коммунистической ячейки, комсомола и союза воинствующих безбожников немедленно составляет списки и направляет их в распоряжение ОГПУ. Последнее «виновных», вместе с семьями, арестовывает и ссылает: главу хозяйства на принудительные работы в СЛОН (как правило, на 10 лет), а членов и родственников, если они жили вместе, – в разного рода ссылки на поселение. Имущество их конфискуется и передается в собственность коллектива.
Такова участь тех крестьян, которых большевики называют середняками. «Кулаки» умнее середняков. Они знают, что их положение такое, что им не только нельзя оказывать «пассивного сопротивления», но надо всячески угождать власти. «Кулаки» без всякой агитации, сами просят их записать в коллектив, но... их арестуют и так же, как тех, кто «пассивно сопротивляются», ссылают в УСЛОН и в ссылки. Имущество их точно так же конфискуется и передается в собственность коллектива.
Была и другая связь коллективизации с заселением северных лагерей. Когда было принято решение о сплошной коллективизации сельского хозяйства, крестьяне начали продавать свой скот и другое имущество.
«А-а! Вот оно где, гнездо контрреволюции. Вот где кулаки. Вот кто мешает делу социалистического строительства!» – сказали чекисты и донесли об этом Лубянке (Центральное ОГПУ в Москве) в своих ежемесячных докладах. Лубянка дала на этот счет соответствующую директиву. В результате ее и эта группа «пассивно сопротивляющихся» начала арестовываться и ссылаться на принудительные работы в СЛОН, на срок, как правило, 10 лет. Этим врагам советской власти предъявляется обвинение по статье Уголовного кодекса, предусматривающей экономическую контрреволюцию.
На 1 мая 1930 г. их в СЛОНе состояло 8750 человек. Имущество их, по постановлению коллегии ОГПУ, было конфисковано и передано в собственность коллективов. Семьи и их родственники, которые при них жили, ссылаются на поселение в Нарым, Казахстан, Сибирь, на Урал и в Мурманский край на Хибинские апатитовые руды.
Однажды я спросил одного из заключенных, крестьянина с Украины:
«Какой у вас срок наказания и за что вы сидите?»
«У мене, – ответил он, – 53-я статья, гражданин начальник, а пункт 10» (статья, предусматривающая антисоветскую агитацию).
«Ну, а що ты наробив таке, що тобi 10 рокiв дали?»
«Ей-богу, – ответил он, – я нi чого такогo не наробив, гражданин начальник. У мене не було лоша; воно, цур ему i пек, взболомутилось i ушло нiчью iз дому, а якийсь хулiган поiймав его на улици, тай noвiciв ему на шiю плокату: «Дыбай до коллективу». На другiй день мене визвав уполномоченный Га-Пе-У, тай питае: «Це, каже, ти повicив плакату?» – «Hi, кажу, то не я зробив. Це, кажу, якийсь хулиган зробив». Побалакали ми з нiм с пiвчасу, i вiн oтnycтiв мене до дому. А через 20 дней гапеу арестовало мене та-й гайда в УСЛОНУ на 10 рокiв. Гражданин начальник, як би це грамоту напiсать до ВЦИКу, щоб помиловали?» – спросил он меня.
Я в это время вспомнил советскую поговорку: «Напишите заявление и приложите две гербовые марки: это вам поможет, как мертвому припарки».
Каэры. Третью многочисленную группу заключенных в Северных лагерях особого назначения представляют каэры, то есть контрреволюционеры. За что они сидят? Ни за что, если считаться с писаными советскими законами и не обращать внимания на законы неписаные, которыми руководствуется в своей практике ОГПУ.
К каэрам ОГПУ относит: всех, кто служил в армиях Деникина, Колчака, Врангеля, Юденича, Петлюры и прочих антибольшевистских армиях; кто состоял на государственной службе при царской власти: младших и старших унтер-офицеров, действительных офицеров всех чинов и рангов, чиновников, волостных старшин и атаманов, приставов, судей, адвокатов, бывших фабрикантов и заводчиков, домовладельцев, лиц, имеющих за границей родственников; лиц, возвратившихся из эмиграции; тех, кто когда-либо состоял в «бело-зеленых» бандах (хотя все они соответствующими декретами советской власти и амнистированы); священников, ксендзов, мулл, монахов и т. д.