Нация и сталь
Шрифт:
По данным "Jahrbuch der Millionare" третье почетное место среди самых богатых семей Германии занимал барон фон Голдшмидт - Ротшильд. В его активе насчитывалось 163 миллиона марок. Князь Хенкель фон Доннерсмарк шел вторым и располагал 254 миллионами марок. Но первая строчка принадлежала Берте Крупп, и её состояние исчислялось 283 миллионами марок.
Берта Крупп была внучкой знаменитого Альфреда Круппа и одной из двух дочерей Фрица Круппа, сына пушечного короля. По законам Германии женщина не могла стать главой фирмы, и умирающий Альфред видел будущее только в мрачном свете: его беспомощный сын, который вместо того, чтобы учиться сталелитейному делу, увлекся зоологией, и хотя и занимался фирмой, но свои обязанности выполнял из-под палки, был словно обречен на неудачу. Фриц стал плодом несчастной любви Альфреда и Берты. Разногласия родителей, чей официальный развод произошел лишь в 1882, словно с самого рождения заложили в мальчика какую-то червоточину.
И до развода Альфред не жил со своей супругой около тридцати лет, однако сам факт развода он воспринял
Окончательный разрыв с Бертой произошел по поводу женитьбы единственного сына Фрица, который оказался полной противоположностью своему отцу (рядом они выглядели как Пат и Паташон). Маленький, толстенький, классический "маменькин сыночек", Фриц все детство провел с мамой на курортах и слыл изнеженным барчуком. Пока сыну не исполнилось двадцать, Альфред и слышать не хотел, что Фриц когда-нибудь встанет во главе фирмы он казался ему совершенной неспособным к серьезным делам. В 25 лет Фриц вознамерился жениться. Альфред был категорически против: ему не нравилась невеста, а пуще всего необходимость что-то менять в привычном укладе. Долгие три года Крупп не давал разрешения на брак. Тогда Берта решила сама поговорить с Альфредом и заступиться за своего любимого сына. Но она выбрала весьма неблагоприятный момент. Альфред как раз накануне рокового разговора проиграл партию в домино одному из директоров своей фабрики. Это обстоятельство омрачило его и без того тяжелый нрав. Ему казалось в тот момент, что он только и делает в жизни, что проигрывает. Своих партнеров Крупп подозревал в мошенничестве, назревал неприятный разговор с подчиненными, а тут под горячую руку Берта решила заговорить о женитьбе Фрица. Именно в тот злополучный день она решила во что бы то ни стало получить окончательный ответ от Альфреда и начала на него давить всеми доступными ей средствами.
Альфред взревел. Его "нет" раскатисто прокатилось по всему замку. Чаша терпения оказалась переполненной. Берта развернулась и вылетела из комнаты. Прошло ещё какое-то время, и услужливый дворецкий, неожиданно появившись в покоях хозяина, начал шептать своему патрону на ухо о том, что Фрау Крупп не на шутку рассердилась и сейчас занимается тем, что упаковывает вещи и что её намерения на этот раз кажутся необычайно серьезными. Альфред поспешил наверх. Там он увидел, как его супруга гоняет из угла в угол горничных, пытаясь упаковать на этот раз все, что ей принадлежало, вплоть до самых маленьких безделушек. Берта не собиралась оставлять в этом странном жилище ничего, что принадлежало лично ей.
Альфред начал умолять остаться, он просил прощенье, негодовал, кричал, но Берта не произнесла на все это ни единого слова, она даже не взглянула на Альфреда. Когда же последняя коробка была наконец упакована, Фрау Крупп гордо вышла из комнаты вслед за своим багажом. В отчаянии Альфред лишь сумел прокричать в темный, как бездна, лестничный пролет: "Не будь дурой! Подумай! Берта, что ты делаешь!" ("Mach Kein Unsinn! Bertha, bedenke, was du tust!") И это были последние слова Альфреда, с которыми он обратился к своей супруге. Больше им уже не суждено было встретиться в этой жизни.
Решив использовать последний шанс к примирению, Альфред все-таки согласился на брак сына. В тайне он рассчитывал, что это сможет изменить решение Берты. Однако Крупп и здесь выдвинул свои непременные требования: молодожены обязаны были жить вместе с ним в замке Хёгель.
С возрастом Альфред стал маниакально подозрителен, ему казалось, что все вокруг хотят его обокрасть, и каждый день он посылал своим управляющим ворох противоречивых приказов и инструкций. К счастью, реагировать на причуды вздорного старика не было особой необходимости: на своих фабриках он уже давно не появлялся, а телефон к тому времени ещё не изобрели. Мучаясь бессонницей, Альфред ночи напролет бродил по пустынным комнатам замка, главный холл которого с пятью огромными люстрами на высоченном потолке мог вполне сойти за футбольное поле. Длина лишь одного обеденного стола равнялась шестидесяти футам. Говорили, что даже преданный дворецкий, Кёрт, редко мог встретить своего хозяина: до такой степени Альфред любил уединение, а необжитые пространства Хёгеля весьма способствовали этому желанию. Общение с дворецким осуществлялось с помощью записок, которые хозяин замка пришпиливал к косякам дверей. По характеру указаний и по специфическим деталям слуга мог догадаться, что хозяин постоянно следит за всем происходящим в замке, оставаясь невидимым. По признанию Кёрта, от этих бесконечных записочек у него по спине начинали бегать мурашки: маленькие лоскутки бумаги были пришпилены почти к каждому косяку. Казалось, что хозяин одновременно
Иногда он подолгу задерживался у окна и смотрел на посаженные им деревья. Среди них у хозяина замка была своя любимица: уникальная береза породы Blutbuche (кровавая). Она росла у главного входа. В течение трех поколений дерево достигло каких-то гигантских размеров. Очевидцы рассказывали, что год от году листва, словно оправдывая свое название, а, может быть, под влиянием самого места все больше и больше напоминала цвет крови.
Чтобы хоть как-то развлечься, старик иногда устраивал приемы, непременно пришпилив на дверях записочки с распоряжениями и правилами поведения для гостей. Однако Крупп тут же забывал о приглашенных, и гости пользовались его гостеприимством, зачастую, так и не встретившись с самим хозяином. Некоторые из них гостили по нескольку недель, забывая о цели своего визита.
Альфреда раздражало все, даже черные чулки горничных - он приказал им носить только белые: этот больничный цвет действовал на хозяина успокаивающе. Молоденькая жена Фрица, Маргарет, аристократка по происхождению и дочка важного чиновника, превратилась в главную мишень стариковских придирок: Альфред легко мог отчитать её (а заодно и сына) при гостях за неподобающий наряд или неосторожно брошенное слово, находя особое наслаждение в том, чтобы изобретательно и методично издеваться над невесткой. "От чего вы не пробуете фруктов из нашего сада?" - спрашивал он ехидно за завтраком, и слуги прыскали украдкой: они-то знали, что Альфред дал садовникам строжайшее указание не обслуживать Маргарет. Стоило ей задержаться за утренним туалетом, как Альфред каждые пять минут посылал слугу с "вежливыми" вопросами вроде: "не помочь ли фрау одеться?"
Лишь после смерти старого Круппа Маргарет смогла наконец вздохнуть с облегчением. Эта смерть случилась 14 июля 1887 года. Семидесятипятилетний пушечный король умер от сердечного приступа на руках у своего слуги. Неожиданно начались спазмы, Крупп обмяк, слуга успел подхватить его, а из ослабевших пальцев хозяина выпал карандаш: судя по всему, умирающий собирался в этот момент написать ещё одно указание...
В Париже в это время праздновали день взятия Бастилии. Французы не забыли, кто стал причиной их величайшего позора в 1871 году, поэтому весть о смерти пушечного короля всех несказанно обрадовала. Столичная пресса была безжалостна по отношению к эссенскому магнату. В частности, она заявила, что Крупп выкрал секрет выплавки бессемеровской стали и что в последнее время все пушки пресловутого короля только и делали, что взрывались. Указывалось также и на то, что процветание фирмы было обеспечено лишь тем, что истинными владельцами фабрик в Эссене являлись Бисмарк и прусская королевская семья. "Le Matin" даже договорилось до того, что заявила: "Французская артиллерия во много раз превосходит сейчас немецкую по всем показателям". Но следует отметить, что злорадный тон парижских газет был, скорее, исключением, а не правилом. Большинство заграничных изданий сходилось на том, что имя Альфреда было самым тесным образом связано с именами Бисмарка и кайзера Вильгельма II и что именно Крупп стал архитектором победы 1871 года и одним из отцов-основателей Второго Рейха.
Некрологи, полные уважения и почтения, были обеспечены скончавшемуся магнату. Альфреду в течение всей своей карьеры удалось вооружить, по крайней мере, сорок шесть наций. В замке Хёгель хранился бриллиантовый перстень, принадлежавший некогда Великому князю Михаилу Михайловичу, а также усыпанная драгоценными камнями табакерка австрийского императора Франца Иосифа и насчитывающая две тысячи лет ваза китайского императора Ли Хингчанга. И это были далеко не все подарки, которые щедро подносились королю пушек от благодарных правителей мира. Перед этими дарами могло бы померкнуть и легендарное золото Рейна, золото фантастического народа Нибелунгов: Крупп был словно обречен на удачу, которая лишь испытывала своего любимца в самом начале жизненного пути. Он и был тем самым князем, дарителем колец, которого с нетерпением ждала немецкая душа. Именно кардинальное перевооружение мира, осуществленное во многом благодаря деятельности Альфреда Круппа, и сделала возможной Первую мировую войну, где наиболее ярко воплотилась суицидная наклонность всего немецкого народа, которая нашла свое воплощение в яркой, выразительной формуле, зафиксированной ещё в древнегерманских сказаниях: "Добровольная воля к смерти".