Над бездной
Шрифт:
— Пока ты ничего не придумал, имей в виду, — предупредил Деляну, — это никакое не колдовство, а древнее искусство, возникшее в одной далекой стране.
Это был бессмысленный урок. Страх на лице воина был настолько велик, что Андрей уже не мог сочувствовать ему.
— Как тебя зовут? — поинтересовался он.
— Драшкович.
— Хорошо, Драшкович, — Деляну кивнул и тщательно обдумал слова, которые собирался сказать. Не исключено, что он прикончит воина, если неправильно задаст вопрос или тот даст неправильный ответ. — Кто послал вас в Борсу?
— Отец Доменикус, — ответил
— Я не стану убивать тебя, Драшкович, — сказал Андрей спокойно.
Он должен будет презирать себя за следующие слова.
Когда он их произнес, его голос звучал так холодно и угрожающе, что Андрей почти испугался самого себя. Видимо, черный огонь в нем не погас, а поджег что-то еще, что глубоко в душе породило сумятицу и хаос.
— Я не убью тебя, Драшкович. Ни сейчас, ни потом. Если ты честно ответишь на мой вопрос, с тобой ничего не случится. Если же ты не станешь отвечать или соврешь, я заберу твою душу.
Драшкович не отводил взгляда. Он хотел возразить, но у него отказал голос.
— Я не колдун, но я и не дьявол. Однако я знаю, как его вызвать. Отвечай, кто такой отец Доменикус и почему вы напали на Деляну?
Драшкович задрожал еще сильнее, и страх в его глазах теперь граничил с безумием.
Потом он заговорил…
4
Будет глубокая ночь, когда они достигнут Констанцы. Эту ночь им предстояло провести в дороге, и уже сейчас было значительно холоднее, чем прежде. Последние часы до них доносился запах моря, и по мере того как они приближались к побережью, становилось прохладнее. Зима наступит еще нескоро, думать о снеге рано, но стало довольно зябко, по крайней мере так казалось Андрею.
Не в силах унять озноб, Деляну кутался в одеяло, наброшенное на плечи, и менял положение в седле, чтобы избежать резкого встречного ветра. Но ничего не помогало. Он мерз все сильнее, как будто холод проникал в него не извне, а шел изнутри.
С наступлением сумерек они отказались от защиты леса и теперь медленно и с осторожностью ехали по плохо мощенной дороге, которая вела к морю и Констанце. Они по-прежнему не могли рисковать и избегали людей. Все последние дни Фредерик глухо молчал, и Андрей даже не мог предположить, как он будет вести себя при встрече с людьми.
Он не мог с уверенностью сказать и того, как будет реагировать сам. Разговор с Драшковичем был долгим, и то, что Андрей узнал, не только наполнило его ужасом и гневом, но и глубоко потрясло. Быть может, даже глубже, чем все, что ему довелось пережить в последнее время.
— Далеко еще? — едва слышно спросил Фредерик.
Деляну посмотрел на него озабоченно. Фредерик почти не говорил с ним с тех пор, как они покинули место сражения, но сегодня он был особенно молчалив. С наступлением ночи это были первые слова, которые он произнес.
— Довольно далеко, — ответил Андрей не сразу. — Часа два-три, если не больше.
Фредерик натянул одеяло, в которое был укутан, и задумчиво посмотрел на своего спутника. Хотя они были рядом, темнота не позволила Андрею разглядеть выражение лица
Пожалуй, было даже хорошо, что он не различил взгляда Фредерика. Тот и не скрывал, что охотно убил бы Драшковича и презирал Андрея за то, что он не сделал этого.
— Почему мы так медленно едем? — спросил мальчик.
«Потому, что мы уже слишком близко, — подумал Деляну. — И еще потому, что я не знаю, как должен поступить, когда мы их в конце концов догоним».
Он не хотел озвучивать своих мыслей. На самом деле они легко могли бы догнать отца Доменикуса и его подручных, если бы он захотел. Те опережали Андрея самое большее на час, а то и меньше. С наступлением сумерек он по крайней мере дважды ощущал близость людей, но очень слабо — как первые признаки света в уже не совсем глубоком мраке, незадолго до наступления утра, — скорее как предчувствие. И это веяние не исчезало, а потом обнаруживались и следы, указывавшие, что недавно тут прошла большая группа людей. Андрей всякий раз останавливался и внимательно оглядывался по сторонам. Ему чудился огненный блеск то ли оружия, то ли металлической амуниции в последних лучах заходящего солнца, слышались лошадиное фырканье и стук тяжелых мечей. У него не было ни малейшего желания вторично попасть в ловушку, теперь уже более тщательно подготовленную.
— Ты боишься, — понял Фредерик, когда Андрей не ответил на заданный им вопрос. В его голосе было презрение.
— Я устал, — тихо сказал Андрей. — Так же, как и ты. Раны, полученные в бою, еще не зажили…
— Они зажили быстрее, чем можно было ожидать, — возразил Фредерик, не скрывая враждебности. — Все дело в том, что ты — Деляну. Наверное, ты будешь жить так же долго, как Барак, пока кто-нибудь не прикончит тебя.
— Это может случиться раньше, чем ты сейчас представляешь, — раздраженно сказал Андрей. — Я не в силах вести открытую борьбу с такими противниками, как золотые рыцари. К тому же в другой раз они так легко не сдадутся.
— Ты боишься, — настаивал Фредерик. — Никакой ты не великий воин, Андрей Деляну. Ты хвастун, научившийся обращаться с мечом.
«Возможно, мальчик и прав», — подумал Андрей. Он действительно боялся, но совсем по другой причине.
— У нас есть время, — сказал он тихо. Даже для него самого эти слова прозвучали как дешевая отговорка, и Фредерик не снизошел до ответа. Однако Андрей продолжил: — Мы знаем, куда они идут.
— Если тот парень сказал правду, — сердито бросил Фредерик. — Вполне возможно, он соврал, чтобы заманить нас в ловушку.
— Я так не думаю, — решительно сказал Андрей. Их пленник страшился смерти и верил в то, что Деляну говорил о дьяволе и его собственной душе. В таком состоянии человек не мог солгать. — Нужно позаботиться о ночлеге, — он сознательно сменил тему разговора. — Дальше наш вид будет привлекать чрезмерное внимание.
— В это время? Нас же не впустят в дом!
— Никто не прогонит обессилевшего мужчину и раненого мальчика, которые попросятся на ночлег, — возразил Андрей. — Тебе нужна другая одежда и несколько часов сна. И мне тоже, — прибавил он тихо.