Над Этной розовое небо
Шрифт:
— Возьми у папы.
— Я с ним поссорилась из-за тебя. Дай номер Марко.
— Отстань, Инга.
Отстань.
5
Утром просыпаюсь голодная. В общем-то чувствую себя, можно сказать, неплохо. Надеюсь, худшее уже позади. В груди ноет, но уже не хочется только лежать и беззвучно рыдать. Да и чего рыдать? Я себе сказала, что это не моего поля ягода? Сказала. Убедилась, что так оно и есть? Убедилась. Ну вот, значит я мудрая женщина. Круто. Все, никаких страданий, никаких Марко — только работа. Работа и еще раз работа. Сказать, конечно, легко, ну вот и посмотрим, что получится.
Окно открыто, солнце, пахнет цветами, жара еще не началась. За окном сад, занавески легко развиваются, кондиционер выключен. По баночке с алтайским медом ползает оса. А жизнь, оказывается, мне нравится. Особенно, когда есть свежий кофе. Что тут можно съесть? Пока жарится омлет, ем сыр, ветчину. Ну-ка иди сюда, йогурт. О! Паштет! Фуа гра в шампанском. Класс! Дома всегда есть что-то вкусное. Отец привозит и друзья его многочисленные — итальянцы, французы, испанцы и представители всех остальных винных наций. Набиваю рот — вкусно. Обычно, конечно, я так не завтракаю, но и к итальянскому завтраку за шесть лет учебы не привыкла. Итальянская классика — сладкая булка, круассан, а потом глоток эспрессо. Для особо изнеженных — капучино. А учитывая, что на сладости я стараюсь не налегать, приходится либо до обеда жить на кофе, либо самой готовить. Ну как готовить? Йогурт, фрукты, овсянка. Если буду есть булки быстро растолстею и прощай сексуальная субтильность, недосягаемая красота и… А может мне растолстеть, правда? И жизнь станет проще. Я набиваю рот. Или сложнее.
— Лиза! — отец заходит на кухню. Смотрит испытующе. Видок у меня тот еще — нечесаная, немытая, помятая, опухшая, круги под глазами, с полным ртом.
— Привет, пап.
— Приве-ет, — он немного тянет букву «е». — Ну ты как? Аппетит есть — это хорошо, а то я волновался.
Ага, верю. Волновался ты. С твоим ритмом и сумасшедшей работой ты уже через пять минут забыл обо мне. Да я не парюсь, все нормально.
— Все отлично, не волнуйся. Сейчас умоюсь и буду в строю. Готова к труду и обороне.
— Это хорошо.
— Надеюсь, что загрузишь меня работой. Любой, можешь даже чёрной — так руки чешутся. Я снимаю крышку со сковороды — беру её без прихватки и тут же бросаю. Горячая. Машу рукой, озираюсь, ищу чем за нее взяться. Омлет уже подгорает.
Отец хмыкает.
— Ладно, ты завтракай, а потом зайди ко мне в кабинет, пожалуйста. Только не тяни — мне скоро на работу ехать.
Зайду-зайду, но только поем хорошенько, а потом зайду.
— В смысле, умоешься потом, сначала поговорим.
— Да, через пять минут буду.
Быстро проглатываю гору еды и иду в кабинет. Могла бы еще что-нибудь съесть, но ладно, надо уметь вовремя остановиться. Отец разговаривает по телефону:
— Да, ну а что еще сделать? Продам десять процентов. Понимаю, что безумие, ну вот ты мне скажи, что делать… Да я звонил… И ему тоже… Ну не знает он, кто это всё мутит и сделать ничего пока не может, а время не на нас работает. Я думаю, что риск потерять всё значительно серьёзней потери десяти процентов.
Он сидит за своим огромным столом, откинувшись на спинку кресла. Здесь каждая бумажка знает свое место. Мне кажется, у него болезненная склонность к порядку. Как это называется, мизофобия? Как-то так вроде. Я не такая. Можно сказать, полная противоположность. А вообще-то мне в его кабинете нравится. Интерьер современный, мебель, разумеется, итальянская, какой-то крутой марки. Картину вот я бы убрала. Она довольно большая, метра полтора в ширину. Это неумелый натюрморт, выполненный детской рукой. Бутылки, бокал. Что ж еще? Инга нарисовала, когда в художественную школу ходила. Я немного ревную, хотя чего там, я-то в то время с мамой за больной бабушкой ухаживала, на стену повесить нечего. На стеллажах — пустые бутылки — выпитые папой исключительные вина. Много книг о вине, справочники. Многие — с автографами. Да тут и папины книжки имеются — о вине и об Италии — целых пять штук. Здесь же несколько ящиков с вином. Вернее, от вина. Деревянные, с выжжеными названиями, очень красивые — темное, потемневшее, изъеденное годами дерево. «Petrus», «Chateau Mouton-Rothschild», «Romanee Conti», «Ornellaia», «Sassicaia». Ящики, естественно, пустые — так здесь вино не хранится — просто для антуража или, как говорит папа, чтобы глаз ласкали. А вот в холодильнике, который прячется за дверкой шкафа, можно найти настоящие шедевры.
— Лиза, слушай, — отец закончил разговор и смотрит на меня. — Хорошо, что хочешь работать. У меня для тебя есть очень важное дело.
— Супер! Но только, чтоб в Москве.
— А почему?
— Думаю, что здесь самые трудные и нужные дела, тем более что сейчас все эти проблемы надо разгребать.
— Да, проблемы, это точно. Все, собственно, из-за них. М-да…
Отец подходит к большой плоской витрине на стене. Там капсулы от шампанского, такие маленькие крышечки, которые обычно находятся между пробкой и проволочкой. Я люблю их рассматривать, они все разные — где-то рисунок, где-то герб или просто название дома. Маленькие разноцветные кружочки на черном фоне. Отец открывает дверцу и поправляет одну крышечку, которая чуть наклонилась, готовясь выпасть из своей круглой лунки.
— Так почему Москва? У тебя здесь кто-то появился?
— Кто?
— Ну не знаю, ты девушка красивая. Что, никого нет?
Я мотаю головой:
— Никого нет, просто хочу здесь поработать. Тут же винный бум, все только о вине и говорят, кипение, энергия, сумасшедший ритм. Хочу испытать себя.
— Понятно, — он закрывает витрину и подходит ко мне, смотрит прямо в глаза, руки в карманах, — А я вот хотел тебя послать на Сицилию.
— Что? Нет. Точно, нет. На Сицилию я не поеду. Если у тебя здесь для меня работы нет, я пойду в какой-нибудь ресторан устроюсь или винный бар.
— Да работу тебе дать не проблема. У меня таких специалистов как ты мало. Но ты мне там очень нужна.
— Там же Фабио, зачем мне ехать?
— Ну, Фабио управляющий, а не энолог. Он человек опытный, сделает всё, что надо, но он — это не ты.
— Ха. А что там делать-то? Там вина — всего ничего. Всё в бочках. Разливай да пей. Ну будет урожай через три месяца. Но все же отработано, справлялся же Фабио раньше.
— Да как отработано? Ничего не отработано. К тому же планы приходится корректировать.
— Значит надо нанять кого-то. Не хочу в Италию, не поеду.
— Ты что? У тебя язык, понимание, ты уже многих там знаешь. Ты там шесть лет прожила! Ты вино любишь! Кто же если не ты туда может поехать? Инга?
— О, да! Я могу! — ласково и немного жеманно говорит Инга. Она зашла в кабинет и теперь сидит на диване, раскидав пакеты и коробки с покупками. Дорогущая сумка, сумасшедшие очки, туфли, ее за этим всем и не видно — это Инга. Вообще-то я полагала, что она еще не скоро сможет нормально сидеть, но не вижу и намека на дискомфорт. Она невинно улыбается.