Над горой играет свет

Мадженди Кэтрин

Об этом мне насплетничала Эми, очищая креветок и покачивая в такт словам своими ватными плотными кудряшками.

— Миссис Макгрендер-Беконпицц многим тут у нас помотала нервы. Надеюсь, эта дамочка больше сюда не явится.

Эми Кэмпинелл то негодующе хмыкала, то повторяла, что «у некоторых особ вообще нет совести», у миссис Макгрендер-Бэйковиц разумеется.

— Она и моего благоверного однажды попыталась сбить с панталыку, но он тут же поставил эту егозу на место. — Обернувшись ко мне, она ткнула воздух креветкой, будто указкой. — Никто

ему не нужен, кроме одной знакомой по имени Эми. — Она рассмеялась, я тоже.

Зазвонил телефон, Эми пошла отвечать.

— Алло-о-о-о, это апартаменты мистера и миссис Кэри. — Потом раздался кудахчущий смех. — Боже мой, я как раз сейчас вспоминала нашу потаскуху. Хитрая, стерва, своего не упустит, знает, где можно поживиться деньгами.

Я бы с удовольствием послушала еще, но нужно было делать уроки. Прихватив учебник по арифметике, я вышла на улицу и села под акацией, открыла нужную страницу. Кое-какие цветки уже распустились. Я сорвала пушистую лилово-розовую кисточку и представила, что это балерина в пышной пачке, она крутится и крутится на мысках, как та, в шкатулке, которую мне купила Ребекка. По дворику мисс Дарлы разгуливала ее собачка, придирчиво обнюхивая траву. София, это в честь Софи Лорен.

— Иди сюда, Софи, иди, малышка, — позвала я.

Но надменная моська не обращала на меня внимания. Вот и зря ее так назвали, подумала я, а вслух произнесла:

— Настоящая Софи Лорен вела бы себя приличней, и вообще она гораздо красивее.

В ответ София повернулась ко мне косматым задиком, присела и пописала.

Вышла из дома мисс Дарла, надменная София кинулась к ее ногам.

— Ах ты, маленькая плутовка! — Она взяла ее на руки и прижала к груди. Обернувшись ко мне, сказала: — Детка, сегодня в воздухе веет чем-то необыкновенным.

Слушать мисс Дарлу всегда было очень интересно.

— У меня ломит указательный палец, а когда только проснулась, увидела на спинке кровати стрекозу. — Она стояла широко расставив ноги, будто у нее слегка кружилась голова. — Чую я нынче запах цветущих олив. А ты?

— Я тоже, мэм.

— Тебе совсем не обязательно называть меня «мэм», сама знаешь.

Ласково на меня посмотрев, она отпустила Софию и, отворив калитку, подошла ко мне.

— Я тоже кое-что про тебя знаю. Знаю, как тебе тоскливо и одиноко и что ты славная девчушка.

Губы ее слегка блестели от почти бесцветной перламутровой помады. Распущенные волосы свисали ниже пояса. Синие джинсы были подвернуты, а рубашка была мужской. Похоже, она не боялась никаких трудностей. Взгляд серых глаз проникал в самую душу, мне даже сделалось боязно.

— Судя по всем приметам, грядут перемены.

Сразу же метнулась мысль: «Нет! Хватит уже! Никаких перемен!»

А вслух я произнесла:

— Вот бы вы были моей бабушкой. Вы, а не Муся-Буся Лаудина.

Мисс Дарла рассмеялась и посмотрела на мой учебник в траве.

— Тебе задали кучу примеров на деление?

— Да, мэм, то есть мисс Дарла.

— Вот что, я

еду в магазин «Каландрос», привезу что-нибудь вкусненькое.

Она забралась в машину и укатила. А я мысленно уговаривала ее привезти мне шоколадный батончик «Зеро», или конфеты «Тутси роллз», или карамель «Уокс липс». Или даже браслет из драже, он такой классный.

Перебирая в уме возможные варианты подарка, я услышала шум мотора. И уже чуть погодя увидела, как из-за угла выехала желтая машина и остановилась у бровки тротуара, как раз напротив дома. Я поднялась с травы и, загородив ладонью глаза от солнца, стала всматриваться. Дверца открылась, из машины вылез Энди, и мама сунула ему коричневый чемодан. Выставив перед собой руку, я на негнущихся ногах двинулась к машине.

Верх был откинут, и мамины волосы, знакомо длинные, перепутанные, словно ворох тонких веточек, слегка колыхались на ветру. Она была даже прекрасней, чем в моих воспоминаниях. Белое легкое платье, как у Мэрилин Монро (как на том ее фото, с задравшимся от ветра подолом). А помада была сливового цвета. Этот ее тип смотрел прямо перед собой, не выпуская из рук руль.

Мама что-то сказала Энди, и он бросил чемодан на землю.

Я услышала крик:

— Мама, нет! Подожди!

Тип тоже что-то ему сказал. Энди завопил в ответ:

— Заткнись ты, тупой придурок!

Тип сдвинул брови, они стали похожи на изготовившихся к схватке гусениц.

— Энди! Энди! — заверещала я и сломя голову понеслась по газону к нему. Я перепугалась, что, если его не позову, он снова залезет в машину — и все.

Энди обернулся и посмотрел на меня так, будто перед ним вырос хеллоуинский всадник, держащий в руках свою тыквенную голову.

— Сестра, они бросают меня!

Подлетев к Энди, я так крепко его стиснула, что у него перехватило дыхание.

Тип стал отъезжать, но мама стукнула ему кулачком по плечу, и он остановил машину. Пурпурно-сливовые мамины губы то открывались, то смыкались, их вздернутые вверх уголки кривились и дрожали. Тип что-то пробормотал и погладил ее по волосам, потом по-хозяйски обнял. А мы с Энди тупо стояли и смотрели, будто приросли к земле, пустили в нее корни, как деревья. Хотя надо было что-то делать, сию минуту. Когда тот чужой дядька выпустил маму из своих лап, она обернулась и стала нам махать, медленно, очень медленно поводя рукой, потом отвернулась, и машина резко рванула с места.

Выдрав из земли свои корни, я бросилась вдогонку.

— Мама! Куда же ты! Вернись! Нам надо поговорить! — Я бежала изо всех сил, но вскоре машина скрылась. Я застыла посреди улицы и стала ждать. Услышав шум мотора, я замахала руками и заорала громко-громко, чтобы услышал брат: — Энди, она вернулась!

Тут из-за угла вынырнул старый «форд», в котором сидела дружная семейка. Они с гиканьем и хохотом покатили дальше. А я развернулась и поплелась к дому.

Энди с опущенной головой сидел на чемодане. Я увидела, как на траву упала слеза.