Над горой играет свет
Шрифт:
— А что уже было?
— Не помнишь, что ли? Бродила как тень. Лучше бы уж витала в своих облаках. А то ведь полный был отпад.
Я стала разглядывать черные полоски под ногтями, оставшиеся после очередной вылазки в сад.
— А тебя их закидоны никогда не напрягают?
— He-а. Я знаю, что нужно мне. Хочу стать знаменитым. А когда стану, начну делать что хочу и когда захочу.
— Ты уже почти все время делаешь что хочешь, — усмехнулась я.
— Ха! То ли еще будет, я уже все продумал.
— Что все?
— Поеду в Нью-Йорк,
В глазах Мики засияли все его воображаемые огни, луна и звезды. Он широко улыбнулся.
— Понимаешь, Ви, мне пора делать ноги. — И мой бродяга брат умчался прочь.
Я пошла в кухню за чемоданчиком с ланчем. Ребекка была заботливой. Всегда клала туда термос, в холод с супом, в жару с охлажденным чаем, обязательно сэндвич и какие-нибудь фрукты. И записочки: «Хорошего дня» или «Будь умницей».
Я залезла в шкафчики. Бутылок не было. Папа куда-то их припрятал. Ничего не оставалось, как забрать чемоданчик и бежать к автобусу, дверь которого тут же захлопнулась за моей спиной, как уже многие другие двери в моей жизни.
ГЛАВА 21. Глупый шальной мальчишка
1968
Я думала, Энди так и будет кукситься, но ничего, освоился. Ему пришлась по вкусу водянистая Луизиана и все эти ее ползучие твари: жучки, ящерки, земноводные разные, рачки и еще какие-то странные существа, которых луизианцы даже ели. Прежнюю жизнь с мамой он скинул с себя, как старую облезлую шкурку, и быстро превращался в луизианского мальчишку, будто именно этого ему и не хватало.
Ребекка от него не отставала, заставляла мыться, ругала за лихие фортели на велосипеде, гоняла с дерева и с крыши. Каждый день только и было слышно: «Энди, осторожней, ударишься!», «Энди, слезай сейчас же!»
Лето выдалось сырым, с затяжными дождями. Бедняга Бобби здорово разболелся. Кашлял и кашлял, Ребекка массировала ему спинку, натирала грудь кусачей согревающей мазью, возила его к врачу, сидела ночи напролет у постели. А он жалобно поскуливал:
— Мама, бо-бо, гоичо.
Ребекка качала кроватку, приговаривая:
— Потерпи, солнышко, потерпи немного.
Энди уже просто сходил с ума, ведь приходилось торчать дома, в одной комнате с Бобби, с болеющим младшим братом не поиграешь, и уж тем более им не покомандуешь. Энди носился по дому и постоянно что-то ломал. Не нарочно, конечно. Просто ему некуда было девать накопившуюся энергию. Однажды дождь никак не унимался, и Ребекка заявила, что лучше бы нам всем было родиться утками. И тут — опа! — вмиг дождь прекратился.
Мика сразу куда-то слинял.
Папа сказал, что сам съездит с Бобби к доктору, чтобы Ребекка могла отдохнуть.
— Ты всю ночь не спала. Разреши мне это сделать.
— Могу и я отвезти.
— Пойми, мне это будет приятно, а тебе трудно.
Он взял Бобби на руки и пригладил ему волосы.
— Ну что, мой маленький мужчина, готов?
В ответ Бобби обнял папу за шею. Чудо, а не малыш.
Энди прыгал, рыча от восторга:
— Свобода! Свобода! Ур-р-ра!
— Слава тебе, господи, — Ребекка вздохнула, — теперь можешь веселиться. Только осторожнее. Слышишь, Энди? А, Энди?
Он лишь ухмыльнулся и снова прокричал «ур-р-ра!»
Ребекка успела меня перехватить:
— Я понимаю, у вас с Энди свои отношения и уговоры, но присмотри за ним, только сегодня. Хорошо? Кое-где могла сильно разлиться вода, а он парень рисковый.
Я страдальчески поморщилась, но, честно говоря, мне и самой хотелось поторчать с ним. Насидевшись взаперти, Энди успел придумать себе массу развлечений, и мне охота было посмотреть, куда же его понесет.
Все вокруг размякло и разбухло от воды. Солнце принялось ее выпаривать.
Выйдя на крыльцо, Энди раскинул руки и сотряс воздух еще одним «ур-р-ра!»
Я была тут как тут.
— И куда ты собрался?
— Хочешь, едем со мной, сестренка.
— Ладно, все равно нечего делать. — Я притворно зевнула.
Мы выехали на великах со двора. Энди булавками приколол к шинам игральные карты. Когда он разгонялся, карты обычно шелестели, и ему казалось, что он мчится на мотоцикле. Но сегодня карты сразу намокли, никакого шелеста. Ехали мы против ветра, вязкого и мокрого. Катили по кварталу, обсуждая арифметику, какая это все-таки гадость. Энди тыкал пальцем то в сторону дерева, то в цветок, то в птицу, спрашивал, как они называются. Я говорила. По части опознавания я была экспертом, талант.
Проехав несколько улиц, мы увидели приятелей Энди, Дэна и Нейла, гнавшихся наперегонки, впереди был Нейл. Энди их окликнул, и через минуту мы уже всей гурьбой рассекали лужи, обливая ноги и спины фонтанами грязной воды.
Нейл нарочно меня окатил, забрызгав мой справочник по природоведению, лежавший в корзине.
Дэн, притормозив, ехал рядом. Я старалась его обогнать, но никак не получалось. Я злилась, потому что ему было девять лет, а мне уже почти одиннадцать.
— Это у нее про природу книжка, она все время ее читает. Про всех животных, — сообщил парням Энди и, оглянувшись на меня, добавил: — И про червяков знает, и про ужей. Поможет нам найти щитомордников или еще каких-нибудь змеюк.
— Да ну? — хмыкнул Нейл. Он не доверял никому. У него были желтые волосы и жуткие золотые зубы.
Дэн смерил меня взглядом.
— Эт-то нам пригоди-и-ится.
Дэн был ужасно веснушчатым, с каштановыми нечесаными кудрями, но хотя бы зубы у него были нормальные, белые, правда немного торчали вперед.
Нейл вырулил поближе к Дэну.
— Идиот ты, что ли? Мой папа говорит, что все девчонки дуры.
— Твой папаша сам дурак. — Я злобно на него посмотрела.
— Заткнись, дура чокнутая! Дярёвня. Хам-ло-хам-ло-хам-ло.