Над пропастью по лезвию меча
Шрифт:
— Оставьте милая, эти глупости детям, — командным тоном, возразила генеральская супруга, — любовь пришла, любовь ушла, а брак должен строится в расчете на перспективу.
— Верка! — по свойски обратилась к генеральше Машина мама, она услышала разговор, подошла и бросилась на защиту доченьки, — Ты, когда медсестрой девчонкой была и своего благоверного лейтенантика в госпитале выхаживала, много о генеральских перспективах думала?
Генеральша по бабьи завздыхала.
— Дуры мы, — призналась она, — как накроет нас прямым попаданием, — использовала генеральша военную терминологию, —
— А надо думать, о себе не думали, так о будущем детей, думать обязаны, — заметила супруга из ЦК.
— От любви дети красивые рождаются и здоровые, — баба профессор тоже вздохнула, — это научный факт, он проверен в ходе многочисленных экспериментов.
— Может вы и правы девоньки, — согласилась, супруга из ЦК, — я свою Лельку за дипломата выдала, через мужа ему место хорошее выбила, ни где, ни будь в Африке сохнуть, а в Париже. Вчера звонит мне, плачет: «Мама! Он мне с проститутками изменяет. Что мне делать, мама!» А что тут сделаешь? Только резать этому жеребцу причиндалы, только хорош мерин в хозяйстве, да для семейной жизни не годен.
Текут рекой разговоры, то разольются по отдельным ручьям, то вновь сольются, да все о том же, о работе, о хлебе насущном, о детях, о любви, ну и сплетни конечно, куда же без них. За всю известную и изложенную в письменных источниках историю человечества, меняются только имена, да события, а темы все те же. А может и хорошо это, может пора сказать и, слава Богу, что не меняются, значит и род человеческий в страстях своих стал не хуже, но и не лучше.
Ефимов, за которым наблюдал Торшин, переходил от одной группы гостей к другой, к месту рассказывал забавные истории, гости посмеивались, наводящих вопросов не задавал, нужды не было, военные и государственные тайны, перемешанные сплетнями, анекдотами, рассказами о рыбалке и охоте, так и валялись как самородки на золотоносном участке.
— Прошу к столу! — позвала хозяйка, — чай пить.
Гости вернулись за стол, чайный сервиз из китайского фарфора, «Память о пребывании в Китае, — вздохнула хозяйка, — его мужу в период нерушимой дружбы с Мао, подарили в Пекине, тогда он там, в университете лекции читал», старинный серебряный полуведерный самовар, «Толин трофей, из Германии после войны привез, вернул историческую ценность на Родину, на нем и клеймо Тульского завода есть, а год выпуска 1864» — похвалилась хозяйка реликвией, торты, пироги, варенье, конфетная разносортица, сладкий стол, одним словом, но стол столом, чай чаем, но коньяк, чтя национальные традиции, убирать, не стали, что же это за чаепитие без бутылки.
Чай и коньяк, при интеллигентном застолье, не отделимы от разговоров о культуре вообще, а учитывая наличие за столом всамделишного писателя, от литературы.
В России стыдно не знать литературу. Как никак и писатели есть, и всеобщая грамотность у народа имеется, а самое главное обеспечил социализм для рабочих, колхозников и всяких там прослоек, досуг для чтения. Можно было на работе, и почитать и поговорить о прочитанном. Правда, читали на работе в основном представители этих самых прослоек, у рабочих и крестьян были занятия и поинтереснее, но и среди них были исключения, а у многих это исключение стало правилом.
В светской, культурной беседе гости, наших писателей фантастов, хвали, ихних мастеров слова тоже, но с оговорками. Ругали через, чур, уж «идейных» производственно — конвейерных творцов художественного слова, за написанную «херню» в жанре социалистического реализма. «Социалистический реализм — дал определение жанру один из вольнодумцев ученых, предпочитавших чаю коньяк, — это социальная утопия помноженная на марксизм, все знают, что этого нет, и быть не может, но хотят, чтобы думали, что это будет в обозримом будущем, в полном соответствии с марксисткой теорией». Ефимов хмыкнул, ответственный товарищ из ЦК поморщился, юбиляр захохотал.
— А что молодое поколение о литературных жанрах думает? — соизволил заметить Торшина, Ефимов, — Вы юноша читаете книги?
— Ваши очень внимательно, — Торшин не принимавший участие в литературоведческом разговоре, отставил чашку с чаем и, посмотрел на писателя, — что до жанров, то я не оригинален, по моему мнению есть только два, хорошие книги и плохие.
— Браво молодой человек! — улыбнулся Ефимов, — А где вы работаете, что так хорошо в литературе научились разбираться?
— Я офицер КГБ, — спокойно ответил Торшин.
— Караул! — в притворном ужасе взялся за голову ученый вольнодумец, — нас сейчас всех арестуют!
— Не паясничай Петр, — одернул его юбиляр, — прекрасно знаешь, что никто тебя трогать не будет.
— Ну что ж кому-то надо и там работать, — продемонстрировал понимание и великодушие Ефимов, — так сказать государственные секреты защищать, — и поинтересовался — много шпионов поймали? Или вы все больше по антисоветчикам специализируетесь?
— Это служебная тайна, — мягко ушел от прямого ответа Торшин, — а разве по вашему мнению, Антон Иванович, шпионы только в плохих детективах бывают?
— Наверно нет, — Ефимов рассматривал Торшина спокойно, внимательно, доброжелательно, — вероятно в жизни тоже встречаются, но я человек довольно далекий от этой области и с полной уверенностью судить не могу.
— Лучше всех про шпионов мой дедушка знает, — начал вводить в дело бердянского старичка Торшин, — он во время войны в военной контрразведке «СМЕРШ» служил.
— Да неужели? — удивился Ефимов, — а на вид такой мирный, скромный, тихий пенсионер, — и обратился к дедушке, — может, расскажите, если можно про свою работу, а я на вашем материале попробую книгу, про чекистов написать.
— Мирный, скромный, тихий пенсионер, — смущенно повторил слова Ефимова, полковник контрразведки, и с легкой иронией начал говорить, — так маскироваться не только шпионы умеют, контрразведчикам тоже иной раз приходится. Что до вашего вопроса, то да, доводилось мне и шпионов ловить и, диверсантов, да и предателей разоблачал, всяко бывало. А рассказать могу, что ж не рассказать то писателю, может и вправду книжку напишет. Только я вам Антон Иванович, давно встретиться предлагал, письмо даже написал, ведь мы земляки, оба из Бердянска, даже в одной гимназии учились, вот только вы совсем на того Антошку гимназиста не похожи. Прозвище то, у вас какое было? Помните?