Над пропастью во лжи
Шрифт:
После такой рекламы торговля пошла живее. Зазвенела мелочь, запорхали мятые рубли, перелетая из рук в руки, захрустел разворачиваемый шоколад.
Еще два вагона прочесали – и ноша Маринки стала легче. Но потом, в четвертом вагоне, как заколодило: народ ничего не берет, сытые пассажиры морды к окну воротят, Катькины прибаутки слушать не желают.
Маринкина напарница помрачнела, нахмурилась, что-то заподозрила. Вдруг застыла в тамбуре, как вкопанная, и кивнула подбородком на цветастый фантик на полу.
– «Заяц» здесь был, сердцем чую! Это он наши вагоны пробил, прошел перед нами с нашим товаром.
Маринка ничего не понимала: кто такой «заяц»? Безбилетный пассажир? Как он мог «пробить» вагоны? Но, не рассуждая, поспешила за товаркой вдогонку.
– Сейчас перегон большой, – объясняла Катька, задыхаясь на бегу. – Если на предыдущей станции он не слез, то мы его прижмем…
Пробежав три или четыре вагона, они услышали тоненький звонкий голосок, радостно вещавший во всю ивановскую: «Три тыщи за плитку – никакого убытку! А кто берет четыре штуки, тот дает десятку… Ой, рифму забыл!»
– Мой текст спер! – осатанела Катька.
Услышав за спиной дружный топот, шестнадцатилетний мальчишка с коробкой в руках испуганно оглянулся. Мгновенно поняв, откуда ветер дует, «заяц» со всех ног помчался по проходу.
– Стой, гаденыш! – бушевала «шоколадница».
Мальчишка скользнул в загаженный переход между тамбурами и затаился за тяжелой громыхающей дверью. Вместо того чтобы позорно бежать, он применил военную хитрость: с размаху пнул ногой створку двери, так что железная махина пребольно стукнула по носу жаждавшую возмездия Катьку. «Шоколадница» на секунду остановилась, ослепленная болью, но, очнувшись, с утроенной энергией яростно рванула вперед.
«Зайца» они поймали в самом последнем вагоне, в тот удачный момент, когда поезд уже замедлял ход перед станцией, подрагивая на стыках пересекающихся рельсов.
– Попался, гаденыш! – злорадно усмехнулась Катька. – Будешь знать, как в моих поездах башлять, сволочь! – Вцепившись мальчишке в волосы, она немилосердно рванула на себя вихры.
Шоколадки растерянно посыпались на заплеванный, в потеках мочи пол. Грубые сапоги безжалостно топтали нежный товар.
Но парнишка оказался тоже не промах. Он так яростно лягался, что несколько раз заехал Маринке по коленке. Однако победа все же осталась за женским полом. Наглого «зайца» Катька выбросила на перрон, отняв товар, да еще погрозила ему вслед кулаком.
Двери зашипели, поезд тронулся. Парнишка стоял на перроне, размазывая по лицу грязные слезы, и обиженно матерился.
– Вот гад! – уже вполне миролюбиво произнесла торговка, подбирая рассыпанные плитки. – Он уже давно по моим вагонам ползал, только я его никак поймать не могла.
Она пересчитала пустые коробки в отнятой сумке и негодующе присвистнула:
– Ничего себе расторговался! Эх, зря я его отпустила… Надо было с него выручку всю стрясти, чтоб неповадно было. Вот хитрый змееныш попался! Ни под кого ложиться не хочет, никому не платит. Думает, раз он малолетний, его пожалеют. Где урвет, где по-ужиному проскользнет… Но сколько веревочка ни вейся, все равно конец один! Не я, так его другие изловили бы, физиономию начистили. Знаешь, с такими «частниками» трудней всего бороться! Изгадят всю электричку, несколько часов рабочего времени из-за них потеряешь, а самих ищи-свищи, как ветра в поле… Ты бомбишь, бомбишь, а весь навар – ему.
Поезд медленно подтягивался к станции.
– Все, сходим! – скомандовала Катька. – Сейчас состав на боковую ветку идет, на «кривую» по-нашему. Там народу мало ездит, одни дачники, да и тех с гулькин нос. Там только время потеряешь. Я на «кривой» не люблю работать. Через двадцать минут будет электричка обратно в город. Как раз на «стояке» (на Казанском вокзале) будем, когда народ с работы по домам разъезжаться начнет, самое кассовое время. Вот тут уж золотое дно! Но та электричка, в 18.05, запомни, роднуля, только моя! Ты на ней мне с шоколадками лучше не попадайся, я ее единолично «бомблю»!
– А как же?.. – вопросительно начала Маринка, но Катька ее грозно перебила:
– А так! Если будешь, как я, в ней шоколадом торговать, Илюхе нажалуюсь или сама меры приму. Какие? Потом узнаешь! А вообще, между прочим, все поезда уже давно поделены между хозяевами. Ты думаешь, Илюха один такой на Казанке да на Ярике умный? Хозяев на трех вокзалах несколько, и у всех полный боекомплект: «пищевики», «товарники», «книжники»… Книжками тебе торговать не советую. Навару мало, да и тяжело таскать. Бери лучше мороженое, оно в сезон очень хорошо идет. Газеты тоже всегда нарасхват…
Женщины перешли по путям на противоположный перрон и прислонились к холодному, мерзлому парапету.
– А как же я узнаю, на какой электричке можно работать? – спросила Маринка.
– Илюха тебе сам назначит. А самостоятельности не надо. Еще нарвешься на бригады с «Электрухи», то есть с «Электрозаводской», или из Люберец… Знаешь, те еще типусы! Могут товар отобрать, попортить или руки порезать, так что работать не сможешь. Лучше не связывайся!
Стоя на пронизывающем ветру, они пропустили две полупустые «ближние» электрички. Ждали особо выгодную, «дальнюю», которая едет долго, народу в ней прорва, и торговля идет хорошо.
Пока стояли, Маринка уже начала замерзать в своих сапожках на рыбьем меху.
– А ты где живешь-то? – полюбопытствовала Катька, чувствуя себя вполне комфортно на морозе в штанах с начесом и видавшем виды ватнике.
– Пока нигде.
– А где ночуешь?
– На вокзале, – улыбнулась Маринка. – А ничего, теть Кать! Я не привереда. Мне бы, главное, работать начать, а потом уж я как-нибудь…
– Чего в Москву-то подалась – не спрашиваю. Заработать, видно, хочешь. А откуда сама?
– Из Мурмыша. Слыхали? У нас железнодорожная станция большая, второе место занимает в мире. Да я бы не поехала, но мне деньги очень нужны. Трое детей у меня.
Катька удивленно присвистнула.
– Ничего себе! Вижу, ты из молодых, да ранних.
Маринка махнула рукой: что говорить… И спросила:
– Я все поняла, теть Кать. Как торговать поняла, кому деньги отдавать… Только мне вот что неясно – где товар брать?
– Как – где? – усмехнулась Катька. – Где дешевле! В том-то и радость: товар-то твой, а не хозяйский, и над тобой никто не стоит с командой, почем брать. В этом, знаешь ли, большая выгода скрывается. Можно и 35, и 40 процентов наварить, ежели умело действовать.