Надежда патриарха

Файнток Дэвид

– Зачем?

Глупый вопрос. Толпы людей охотятся за мной повсюду. Именно по этой причине мою резиденцию пришлось окружить высокими стенами. С тех самых пор, как я привел «Гибернию» домой… я все время пытаюсь от них спрятаться.

Но сейчас-то мне надо на них посмотреть.

– Откройте двери, – прорычал я.

– Только не сейчас, – покачал головой Марк.

– Немедленно. – Я покатился к дверям, – Дайте им возможность меня увидеть.

– Папа!

– Все в порядке, Филип. Вперед, кресло! – Прежде чем они успели меня

остановить, я толкнул дверь и выкатился в темноту впереди.

Карен и ее помощники скакнули ко мне через газон:

– Господин Генеральный секретарь!..

Раздались крики. Толпа ринулась вперед, сметая все барьеры. Мои секьюрити, с лазерами наготове, окружили меня, повернувшись лицом к приближающимся людям.

– Не стрелять! – рявкнул я Карен. – Держитесь! – В отчаянии я катнул кресло на цепь моих охранников. – Вперед, кресло! На улицу!

Я боялся оглянуться назад. Карен и Марк с ужасом! на лице последовали за мной, их помощники трусили сзади.

Чтобы остановиться, я быстро развернулся. Вокруг! замелькало множество ладоней. Кто-то разводил руки, преграждая путь ко мне:

– Дайте ему воздуху!

Я вцепился в подлокотники:

– Все в порядке. Спасибо вам за то, что пришли.

– Господин Генеральный секретарь…

– Мы молимся за…

– Я всю свою жизнь ждал… – Рука человека вытянулась вперед и тут же спряталась.

Я протянул ему свою руку, и он пожал ее.

– Я в порядке. Спасибо вам.

– Я так сожалею, что они…

– Идите с богом. – Я пожал чье-то запястье. У пожилого человека блеснули слезы на глазах.

Марк врезался в здорового парня, наклонившегося было надо мной, и оттеснил его.

– Нет! – возвысил я голос, чтобы меня услышала охрана. – Окружите меня, если это необходимо, но оставьте свободный промежуток. Пусть проходят по несколько человек за раз. – Я поправил одеяло на своих беспомощных коленях. – Благодарю вас. Со мной все в порядке.

Я пожимал тянувшиеся ко мне со всех сторон руки:

– Спасибо, что пришли, ребята.

Медленно, рассыпая проклятия, кипя от ярости, мои секьюрити навели порядок и устроили нечто вроде церемонии. Слова передавались по цепочке людей, и сформировалась очередь – поначалу нетерпеливая, но потом, когда все узнали, что я остаюсь, подуспокоившаяся.

Больше двух часов я провел в толпе потных людей, пока не пожал последнюю руку и не похлопал по последнему плечу.

Усталый, я разминал пальцы.

Ф. Т. посматривал на меня сверху вниз с уважением, к которому добавлялось еще какое-то чувство.

– В чем дело, сын?

– Это как если бы… Ты слышал о королевском прикосновении?

– Я не исцелял этих бедных людей.

– Может, незаметно для себя.

– Как у Генсека у вас нет больше других дел, как показывать себя людям, – устало проворчал Марк.

– Как у Генсека у меня есть дело до всего.

В моей резиденции все было предельно знакомым, но каким-то

странным. Простое дело – вроде подъема по ступенькам в мою спальню – сделалось невероятно сложным мероприятием. Мне все это жутко надоедало, и я был уверен, что ни одна сила на земле не заставила бы меня всю жизнь провести в этом проклятом кресле.

Однако мало-помалу я научился со всем этим справляться, открывать-закрывать двери. Иногда позволял «умному» креслу самому делать свою работу, а порой, из упрямства, по собственному усмотрению прокладывал маршруты по дому. Кое-где мы переставили мебель, чтобы освободить для меня проходы.

Мое тело, казалось, выздоравливало – кроме позвоночника. Тупая боль в спине делала меня раздражительным, но я старался не брюзжать. Скоро она утихнет, говорили мне, а я покамест глотал пилюли, хотя когда-то поклялся вообще их не принимать.

Арлина первое время держалась напряженно.

– А разве ты не выстраивал стену, сквозь которую я не могла бы проникнуть?

– Я уже слышал это от тебя у Дерека. – Я сделал паузу. – Дорогая, там, в госпитале, когда я понял, что парализован, я был немного не в себе. Я искренне сожалею о сказанном.

– Я хотела дать тебе время все обдумать. Чтобы ты мог зализать раны в одиночестве. – Она помолчала. – Но мне было больно. Ты прогнал меня, когда я хотела тебе помочь.

– Можешь ты простить меня?

Не сразу, но ее ладонь легла на мою руку.

Очень скоро я понял, что уют, которым Арлина меня окружает, – лучший ее подарок для меня. Я немного расслабился, стал постанывать и бормотать во время приступов боли, пока не заметил, что она непроизвольно потирает себе спину. После этого я стал скрывать свой дискомфорт, и ей как будто стало легче.

Чувство облегчения после возвращения домой было недолгим. Я страстно желал выздоровления и напряженно работал с двумя терапевтами, которые приходили к нам каждый день. Марк Тилниц внимательно просмотрел архивы службы безопасности и отказывался выходить куда-либо, когда рядом со мной были врачи. Я решил, что надо бы как-то особенно его отблагодарить, и попросил Арлину приготовить какой-нибудь подходящий презент. И прежде, пока я не оказался в госпитале, Марк всего себя отдавал службе у меня. В последние же дни под глазами у него проступили темные круги, а взгляд сделался тревожным.

Я написал Мойре Тамаровой и повторил свое приглашение.

Филип бывал в нашей резиденции почти каждый день, приезжая из своей квартиры в Мэриленде. Мы наконец начали лучше понимать друг друга. Иногда он оставался пообедать…

– Нет, папа, это было в тот год, когда ты повредил колено.

Мы сидели в ярко освещенном углу кухни, все трое. Арлина отослала слуг, и мы в непривычно интимной обстановке поглощали лазанью, которую сами же и приготовили. Мне, ограниченному креслом, великодушно позволили нарезать и смешать овощи для салата.