Надежда умирает последней
Шрифт:
– Ну да, а куда ты пойдешь-то? Где они, эти места, находятся, куда тебе надо пойти? И волшебного слова, опять же, не знаешь.
– Что-то у тебя, Гай, не страна, а какая-то комната смеха получается.
– Слово смех здесь не подходит.
– А какое же слово тут подходит?
– Бардак.
Он указал туда, где на улице сгрудились в беспорядочную кучу пешеходы и велосипеды:
– Видишь это? Вот так здесь работают власти – каждый за себя. Министерства стараются обставить другие министерства, районы – другие районы. Любой мелкий чинуша стоит горой за свое болото, и всякий
– Ну, я себя слабонервной никогда не считала.
– А ты сначала посиди часов пять в какой-нибудь приемной каморке, пока уже невтерпеж будет, а ближайший туалет в заднице у нег…
– Я поняла.
– Действительно поняла?
– Ну а что ты предлагаешь мне делать?
Он улыбнулся и откинулся на стуле.
– Прими меня во внимание. У меня есть знакомства в разных местах, конечно, не в министерстве иностранных дел, врать не буду, но все же такие, которые могут помочь.
«Ему что-то нужно от меня, – подумала она. – Но что?» Хотя он смотрел уверенно, она уловила в его осанке что-то нетерпеливое, в его глазах читалось скрытое ожидание чего-то.
– Откуда такое острое желание мне помочь?
Он пожал плечами:
– А почему бы нет?
– Это не ответ.
– А как насчет того, что глубоко в душе я по-прежнему один из тех бойскаутов, которые переводят бабушек через дорогу, такой вот хороший мальчик.
– А как насчет того, что ты мне сейчас скажешь всю правду?
– Ты всегда с таким недоверием относилась к мужчинам?
– Всегда, не увиливай в сторону.
Он помолчал какое-то время, барабаня пальцами по пивной бутылке.
– Ну хорошо, – признался он, – я немного присочинил, я никогда не был бойскаутом, но действительно хочу тебе помочь, и от этих слов не отказываюсь.
Она не проронила ни слова, но в ее молчании, во всем ее виде читалось недоверие к нему.
Но почему? Почему, когда он был так искренен в своей заботе? Что сделало ее такой подозрительной? Слишком много шишек набила в жизни? Слишком много лжи пришлось вытерпеть от мужчин?
«Ну что ж, держись, крошка, я не лучше других», – подумал он с тенью презрения к себе, но тут же отогнал это неприятное чувство – слишком высоки были ставки в этой игре, чтобы теперь мучиться угрызениями совести, да еще в его возрасте. Теперь он готовился сказать очередную ложь. Он часто в последнее время прибегал ко лжи. Хотя легче его жизнь от этого не стала.
– Твоя правда, – сказал он, – я вовсе не по велению сердца всем этим занимаюсь.
Она явно ничуть не была удивлена, и это было Гаю досадно.
– И какую же награду ты ждешь? – спросила она, не сводя с него пристального взгляда. – Деньги? – Она сделала паузу. – Секс?
Последнее слово было брошено так просто, что по животу у него пробежал холодок.
Не то чтобы он ни разу не думал об этой стороне дела. Думал, и много раз, с тех самых пор, как она ему встретилась. И теперь, когда она сидит вот так, в нескольких шагах от него, не сводя с него немигающего взгляда, так трудно было удержать полет воображения. Хотя в голове у него и пробежала мысль добавить
– Нет, – произнес он, – секс в мои планы не входит.
– Понятно, – она закусила губу, – тогда остаются деньги.
Он кивнул.
– Должна тебе сказать, у меня денег нет. По крайней мере, про твою честь.
– Я не о твоих деньгах говорю.
– А о чьих же?
Он выдержал паузу, чтобы придать своим словам вкрадчивости. Теперь фразы едва срывались с его языка.
– Ты когда-нибудь слыхала о «Эриал груп»?
– Нет, никогда.
– Я тоже нет. До того дня, когда две недели назад со мной связались два представителя оттуда. Представляют они организацию ветеранов, занимающуюся поисками и возвращением на родину без вести пропавших, живых без вести пропавших. Готовы прибегнуть к любым средствам, хоть Рэмбо заслать.
– Понятно, – сказала она, поджав губы, – кажется, речь идет о шизанутых на подпольных операциях.
– Я тоже так сначала подумал и даже чуть не выставил их за дверь, а они возьми да и всучи мне банковский чек, и сумма на нем вполне кругленькая. Двадцать тысяч, как они сказали, «на расходы».
– На расходы? А делать-то что тебе надо было?
– Кое-что разнюхать. Им было известно, что я собирался лететь туда. Они хотели, чтобы я частным образом поискал пропавших. Но им были нужны не скелеты и останки, им нужна плоть и кровь – живые!
– Живые? Но ты же не думаешь, что такие там остались?
– Так думают они. И им нужно достать только одного-единственного «пропавшего», чтобы дать всему делу ход. В прессе поднимется шум, и Вашингтон будет вынужден принять меры.
Гай умолк с появлением официанта, пришедшего забрать пустые бутылки со стола. Только после того, как он удалился, Вилли тихо спросила:
– Ну а я-то сюда как затесалась?
– Не ты, твой отец. Из твоего рассказа мне стало ясно, что есть шанс, небольшой, но есть, что твой отец жив. И если это так, то я могу помочь найти его, найти и вернуть домой.
Слова эти были произнесены тихо и с такой непоколебимой уверенностью, что Вилли впала в оцепенение. Гай видел, что она пыталась прочесть по его лицу недосказанное, а недосказанного было много.
– Какая тебе от этого польза?
– Помимо удовольствия общения с тобой?
– Ты сказал, что тут замешаны деньги, но раз не я тебе плачу, то кто? «Эриал груп»? Они что-то кроме дорожных денег тебе обещали?
– Билет на верхушку общества.
– Сколько?
– Откровенно? Два миллиона.
– Два миллиона долларов?
Он крепко сжал ей руку.
– Да тише же ты! Это не для посторонних ушей.
Она зашептала:
– Что, серьезно? Два миллиона?
– Да, таково их предложение. А вот мое предложение: будешь работать со мной – нам обоим будет польза. К тебе вернется отец, а я смогу обеспечить себе заслуженный отдых. Оба будем в выигрыше.
Он широко улыбался, зная, что теперь она у него в руках. Надо быть дурой, чтобы от такого отказаться. А дурой Вилли Мэйтленд не была.