Надежда
Шрифт:
— Не трушу. Жалко, ведь. Взрослые, наверное, надеются урожай продать или сделать на зиму запасы, — промямлила я, закусив губу.
— Ты все-таки чудная, — подвел итог моим сомнениям Леша.
Ребята долго и восторженно разрабатывали детали нападения, способы отхода с поля «боя» в случае неудачного «визита», а потом с победным криком налетели на полусгнивший плетень объекта. Когда преграда была преодолена, они, как саранча, набросились на деревья. Одни трясли молодые деревья, другие повисали на ветвях старых и с хохотом осыпали друзей градом фруктов. Быстро
— Почему ребята как-то странно воруют?
— Чудачка! Они не воруют, а развлекаются. Пацанам нужны сражения, нападения, атаки. Они без этого не могут.
— Пусть грядки копают, если силы некуда девать, — упрямо возразила я.
— Это неинтересно, — рассмеялся Леша.
— Но эти «походы» глупые и вредные, — не унималась я.
— Да ладно тебе! Не так уж велики потери в садах. Зато удовольствия сколько! Будет что вспоминать зимой. Какая жизнь без приключений!
— Так можно почитать про них, — осторожно предложила я.
— В книжках переживаешь чужие радости, а хочется своих. Ты же любишь по деревьям лазить?
— Еще как!
— А нам нравится играть в войну.
— Я тоже люблю, особенно если на саблях драться.
— Ну вот! Даже ты, девчонка, любишь кое-что из нашего «арсенала». А про чужие запасы на зиму не волнуйся. Ребята по очереди устраивают нападения на свои сады.
От этого признания я совсем растерялась. Не понимаю мальчишек!
БОДУЛИНА ПЛОЩАДКА
Вечером того же дня Вера, Тамара, я и еще какие-то незнакомые ребята пошли играть в лапту на Бодулину площадку. Всем понятно, что для игры нужен простор. Пацаны давно приметили ровное место напротив дома трех незамужних сестер Бодулиных. Женщинам было под сорок. Жили они одной семьей тихо и замкнуто. И никто не знал, когда они находились в доме, а когда на соседней улице, у матери. Ребята начинали игру тихо, выжидая, не выскочит ли кто из ворот дома. Выманивали теток из дому. Если ничего не предвещало опасности, они, уже не сдерживая эмоций, носились за мячом. Но если вдруг выбегали толстые женщины с палками, то тот, кто не успевал увернуться, получал приличные затрещины куда ни попадя.
Сегодня игры не получилось. Только мы ступили на запретную полосу, как из калитки сначала просунулись крупные узловатые натруженные руки, потом выглянуло круглое красное лицо в светлом платке, которое тут же не преминуло разразиться бранью: «Вот задам вам! Век будете помнить!» Ну и так далее. Пришлось отойти в посадки и сесть на пеньки, чтобы обсудить дальнейшие планы. Все сходились на том, что свет не видывал таких несносных противных теток. Вдруг Ленька, подтянул штаны и солидно произнес:
— Земля у нас общая. Не имеют они права нас прогонять, да еще лупить! Давайте проучим злюк?
—
— Видите ли, у этих теток крыльцо из трех ступенек и не прибито к коридору. Его можно отодвигать или совсем убирать, — четко по-солдатски доложил «разведчик» Леня.
— Почему оно такое? — удивилась я, надеясь услышать разгадку таинственной истории.
А услышала житейскую прозу:
— Может, потому что мужицких рук нет в доме или для удобства так задумано было. Почем я знаю? Давайте уберем крылечко вечером, когда стемнеет, а сами в окно постучим. Тетка выскочит и свалится. Вот смеху будет!
— Пока от окна отскочишь, она тебя поленом влет достанет, — засомневался практичный Вадим.
Между тем, я тоже попыталась предостеречь Леню от необдуманного поступка. Даже толковала о жалости. Бормотала неуверенно и невнятно вроде того: «Мне кажется, было бы всем нам приятней договориться по-хорошему. Вместе с тем, я понимаю вас. Не сомневаюсь, что если я начну переговоры, они поймут нас...» Но одобрения мальчишек не получила. Азарт уже охватил их горячие головы. А Леня, оскорбленный и обиженный моим недоверием, продолжал разворачивать свой план действий.
— Я стучать буду издалека, как мой брат свою невесту на улицу вызывает, — с вызовом поглядывая в мою сторону, докладывал он.
— Как это? Как? — шумно заинтересовалась вся компания.
— Очень просто, — солидно изрек малыш, довольный вниманием старших товарищей. — Брат привязывает к окну резинку или толстую нитку с пуговицей, а сам прячется за куст сирени и дергает. Пуговица стук да стук. Верное дело!
— Согласен, чур я первый, — сказал мальчишка, которому больше всех «влетело» от старух во время последней игры. — Я не уберу крыльцо, а немного отодвину от стены. Ох, долго они будут помнить мои шишки!
Так они и сделали. На первый стук тетка выглянула в окно и, услышав детский смех, выругалась. На второй — приоткрыла дверь и пригрозила оторвать хулиганам ноги. На третий — дверь дома с грохотом отворилась, и в полной темноте раздался вопль. Мы, как стая испуганных воробьев, разлетелись в разные стороны.
Больше никто не прогонял ребят с площадки. Но мне все равно неловко вспоминать эту историю. Может, потому, что от теток не доставалось?
«У этих толстух, наверное, довольно своих трудностей, а тут мы им еще добавили... Когда участвую в проделках, не получается у меня жить в мире со своей совестью. У каждого она своя, не подчиняется большинству», — переживала я.
СЕСТРЕНКИ
Мы играем с Тамарой около дома Веры в мяч. У меня никак не получается поймать его после удара о стену сарая. Подружка терпеливо учит меня и хохочет над тем, как я в азарте падаю в пыль.
— Замри! — вдруг крикнула она.
Я остановилась.
— Слышишь, кто-то скулит во дворе у Веры?
— Ничего не слышу, — ответила я.
— Ребенок плачет. У меня на детские слезы ухо востро. Когда братик хнычет, я даже ночью просыпаюсь. Пошли глянем.