Надежда
Шрифт:
— Скажи ему, — сказал Хьюз, поворачиваясь к Данни, — что, если он попробует убежать, мы его поймаем.
Данни крикнул несколько слов мексиканцу. Тот не оглянулся. Женщина, не останавливаясь, стряхнула пыль с его спины. Они вышли из ворот и свернули на тропинку, которая вела к сараям, где жили сезонники.
Мальчик и рабочий продолжали стоять, глядя на Хьюза и Майка.
— В чем дело? — сказал Хьюз. — Представление окончилось. Поторапливайтесь с погрузкой.
— Пиявка! — неожиданно сказал мальчик.
— Что? — недоуменно
— Ты пиявка, — объяснил мальчик. — Большая жирная пиявка, напившаяся крови.
— Потише, — сказал Хьюз. — Особенно не расходись..
— Я и не расхожусь, я тебе просто объясняю, что ты такое… Большая пиявка! Когда-нибудь ты лопнешь. Насосешься крови, вдруг кто-нибудь тебя прижмет, а ты… бах! И лопнул. Вот красота будет!
— Никакой красоты, — сказал сутулый рабочий. — Одна вонь только. Пойдем. — Он обнял мальчика за плечи.
Хьюз посмотрел им вслед:
— Ладно, ладно. Я вам это при расчете припомню. — И добавил, повернувшись к Данни. — Я всегда мексиканцам плачу меньше, чем нашей швали.
— Правильно, — одобрил тот. — Вот пусть какой-нибудь из наших «красных» сунется к этому мексиканцу. Тот его так пугнет… Он ни с одним американцем разговаривать не станет.
— Так и делаем, — самодовольно сказал Хьюз.
Девушка стирала возле ручья. Она положила мужскую рубаху на маленький плот, который рабочие поставили здесь специально для стирки, и из консервной банки налила на нее немного жидкого черного мыла. Потом присела на желтые, плохо обструганные бревнышки плота и принялась рукой плескать воду из ручья. Мальчик подошел ближе и сел на корточки рядом с плотом. Толстая зеленая курточка на нем была сплошь покрыта густым слоем пыли. Пыль лежала и на лице, так что даже веснушек не было видно. С минуту Архи молча смотрел на быстрые загорелые руки девушки, потом похлопал себя по курточке и сказал:
— Еще не мылся сегодня. Ездил на прицепе в Сакраменто. На дороге чертовская пыль.
Девушка молчала. Под черной кофточкой на спине у нее двигались лопатки.
— Роза!
— Да?
— Ты чего молчишь?
Она бросила на него быстрый взгляд и опустила голову, продолжая стирать.
— Я боюсь.
— Дяди?
Девушка кивнула.
— Они все далеко. В южном конце сада.
— Всё равно.
Мальчик огорченно почесал голову, отчего рыжеватые волосы у него стали дыбом.
— Дай мне немного мыла, — попросил он. — Не мешает сполоснуться.
Не глядя девушка подвинула банку. Архи встал и сбросил куртку в воду.
— Я ее тоже постираю, — сказал он. — Если долго не стирать, она делается твердой, как панцирь у черепахи. Об воротник можно шею сломать.
Он прямо в брюках вошел в ручей. Мыло было плохое, не мылилось. Мальчик стал наливать его себе на волосы, и оно пенистыми потоками спускалось на шею и грудь.
Архи вымылся, потом сполоснул курточку в воде, бросил ее на кусты у ручья и снова сел рядом с девушкой.
Она уже покончила с рубахой и взялась за коричневое одеяло. Руки у нее так и ходили, мыльная пена пузырилась на маленьких загорелых пальцах.
— Роза!
— Да?
— Ты так и будешь молчать?
Тыльной стороной руки она откинула со лба прядь черных жестких волос.
— Знаешь… — она оставила одеяло и села на песок на берегу. — Я боюсь. Если дядя узнает, что я с тобой разговариваю, он рассердится. У нас в семье никто не разговаривает с американцами. Только по делу.
— Да… — мальчик покачал головой. — Он у меня вчера во дворе шляпу так и не взял.
— Я видела. А теперь дядя еще больше рассердился. Всем американцам что-то заплатили, а нам ничего. Совсем ничего. Мы даже должны остались.
— Скотина этот Хьюз, — сказал Архи. — Самая большая скотина в этих местах… Я их тут всех знаю па сто километров кругом.
— Он говорит, что за столовую высчитал и за сарай. — Она вырвала травинку, пожевала ее и бросила в ручей.
— Столовая! — Архи презрительно сплюнул. — У меня в одном зубе дырка есть, — так весь обед проваливается в эту дырку, в живот ничего не попадает.
Девушка сдержанно улыбнулась.
Край намыленного одеяла сполз в ручей; от него в прозрачной воде расходилась клубящаяся муть.
— Архи!
— Что?
— Почему тебя зовут Архи? Это американское имя?
— Нет, — он дотронулся пальцем до своей щеки. — Видишь веснушки? Сколько их! Целый архипелаг. Вот ребята и стали звать меня Архипелагом, а потом Архи.
— А отчего бывают веснушки?
— От здоровья. Не веришь? Я такой здоровый, что могу неделю не есть. Только худею очень.
— А было так, что неделю ты ничего не ел?
Архи задумался.
— Неделю не было… А по три дня бывало. Я только арбузные корки ел. Собирал в городе на помойке.
— И у нас так было. Мы в эту весну очень голодали. У нас один маленький умер.
Справа из кустов вдруг вылетела, хлопая крыльями, серая птица и, мелькнув в светло-голубом небе, исчезла за деревьями.
— Утка! — воскликнул мальчик. — Вот бы ружье!
— Ну ладно. — Девушка встала. — Я буду стирать, А ты уходи. Вдруг дядя придет.
Мальчик тоже поднялся.
— Подожди, — сказал он. — Сколько вы еще будете здесь работать? Неделю?
— Нет. — Она оглянулась по сторонам. — Только ты никому не говори. Мы уйдем ночью. Сразу, как стемнеет.
— Ого! — Архи свистнул. — Вы только осторожнее, Хьюз вас будет преследовать. У него собака есть специально для погони. А потом еще приедет шериф и вас оштрафуют. Понимаешь, чем это кончится?
— Я не знаю, — сказала девушка. — Это всё дядя решил.
— Но и тут торчать нет смысла. Хьюз вас выгонит, когда кончится сбор урожая. Куда вы ни пойдете, всюду будут надписи: «Работы нет».