Надвигается шторм
Шрифт:
— Сильнее! — Эрик теряет терпение, ходит позади меня, как дрессировщик с кнутом. Меня словно в угол загнали, я не просила помощи, а теперь чувствую себя обязанной оправдать столь высокое доверие. Бросаю на него быстрый взгляд из-за плеча; стоит широко, устойчиво, нетерпеливо перекатываясь с носок на пятки. Неплохой из него вышел манипулятор.
С третьей попытки слышу заветный щелчок, целюсь. Выстрел, я на мгновение глохну. Отдача сносит меня назад, от падения и лишних, неоправданных травм меня спасает его грудь, в которую я упираюсь спиной. Он жесткий, словно я влетела в стену, и моим костлявым лопаткам почти больно. Куда попала пуля, не имею понятия — мишень осталась девственно нетронутой.
— Забыла про стойку, — подскакиваю на месте, когда он касается моей талии, пересчитывает пальцами ребра, трогает выступающие косточки таза. Это уже запредельно, я извиваюсь как змея, выскальзываю из капкана его крепких рук, отодвигаюсь на пару шагов от него, инстинктивно крепче обхватываю рукоять пистолета. — Ты есть пробовала вообще? Ветром не сносит? — переводит взгляд на опущенное дулом вниз оружие. — Палец со спуска убери и предохранитель не забывай.
Он забирает у меня пистолет.
— Не обязательно давать спусковому крючку полностью вернуться в исходное положение, у тебя полуавтомат. Когда почувствуешь щелчок, можешь жать на него опять, если с первого раза не попала.
Я не успеваю уследить за ним, лишь закрываю ладонями уши. Он встаёт напротив мишени и почти мгновенно всаживает всю обойму в центр. По стрельбищу гремит эхо, Эрик возвращает мне пустой пистолет с видом вселенского превосходства. Едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза; бестолковая трата боеприпасов на показуху.
— Тренируйся. Норматив по стрельбе сдашь мне лично, — уходя, добавляет. — Начни с пробежки. Больше белка. Мне нужны выносливые бойцы. Медики в том числе.
Прошло не больше получаса, но я чувствую себя вымотанной и вывернутой наизнанку. У меня трясутся руки и колени, спина липкая от пота, а кожа под плотным хлопком чёрной униформы чётко помнит его прикосновения.
3. Живая
Лечу через ступеньку по срочному вызову, запахиваю на ходу больничный халат, надетый прямо поверх чёрной униформы. Смена сегодня не моя, но мой заместитель, врач из урожденных лихачей, не вышел. Вчера его вынесли из бара в полном неадеквате. Сдали нервы.
На днях в плен повстанцам попался один из Лидеров, Марс, командир внешней разведки. На поиск были брошены три отряда, а нашли его спустя двое суток возле канализационного люка к северу от границ Отречения. Если бы изгои не выбросили его сами, сомневаюсь, что Марса когда-нибудь бы нашли. Это послание или показное великодушие Тобиаса Итона к своим идейным врагам? Я слышала, что Беатрис Прайор куда кровожадней.
Не мне рассуждать об этом, будь то вслух или мысленно, потому без лишних прелюдий толкаю дверь палаты. Вижу его, на счёт три закрываю глаза и глубоко выдыхаю.
Мало назвать его состояние плачевным, оно ужасающе. Санитары ножницами срезают с него одежду, жесткую от засохшей крови. Его пытали — все до единого пальца переломаны и вывернуты под разными углами, а ноги в районе голени прострелены или пробиты чем-то острым. Издалека мне не видно, нужно отмыть и обработать раны, надеюсь, что коленные чашечки целы. Марс под лошадиной дозой обезболивающего, но в сознании, а я краем глаза замечаю Эрика, неподвижно стоящего возле окна. Он с ног до головы в дорожной пыли, а на берцах ошмётки грязи; лазарет лихачей и без того не блещет стерильностью, и ему здесь совершенно не место.
— Лучше тебе уйти, — бросаю я, надевая перчатки. Медсестра заходится кашлем, будто намеренно пытается перебить звук моего голоса. Кажется, кроме меня ему никто не посмел противоречить.
Эрик сказал, Эрик сделал, Эрик это, Эрик то. Для неофитов это простое имя — целая вселенная, недружелюбная планета, солнце, палящее сквозь дырявую стратосферу, которое сожжёт к чертям всё вокруг, еще до того, как выйдет в зенит. Молодые лихачки боятся и облизываются одновременно; есть у него такая особенность повергать окружающих в восхищение и трепет одновременно. Испытано на себе.
В ответ на мою реплику Лидер режет меня поперёк острым, тяжелым взглядом и ответа не удостаивает.
— Что ты рассказал им? — кажется, я появилась в разгар допроса. Времени прийти в себя командиру разведчиков никто даст, оно сейчас слишком дорого стоит.
— Не помню. Они меня всякой дрянью накачали, — Марс хрипит и кривится от боли, когда я осматриваю пулевые отверстия в голени. Одно колено всё же цело. — Там в основном бывшие Бесстрашные. Мы сами рыли себе яму, Эрик.
Я знаю, что в Бесстрашии самые строгие условия отбора, и слова Марса ничуть меня не удивляют, жаль только, что они поняли это слишком поздно. Изгои — не куча тупых имбецилов, им хватило ума объединиться и начать борьбу со своим скотским существованием. Только что в итоге ждёт нас — правящее, даже местами элитное сословие? Грабежи и казни, как во времена довоенных революций?
Командира погружают в медикаментозный сон. Я выбрасываю грязные перчатки в шредер, обрабатываю руки, снимаю халат, злостно комкаю и отправляю его в корзину для прачечной. Чувствую, как вымотали меня эти процедуры; мелкая моторика его рук вряд ли восстановится в полном объёме, а правую коленную чашечку придётся протезировать. Завтра Марса доставят в Эрудицию. Лидерам необходимо знать, какие сведения он выдал повстанцам под сывороткой правды. Ещё бы выяснить, где они её добывают. Может, научились делать сами?
— Что будет с ним дальше?
Я подхожу к Эрику со спины, вдыхаю едкий никотиновый дым — он курит в приоткрытое окно. Я никогда не пробовала сигареты, но сейчас вряд ли бы отказалась; клубящийся под потолком яд притупляет сознание, заставляет шестерёнки в мозгах работать чуть медленнее, а сейчас это то, что мне необходимо.
Эрик расстроен, подавлен, зол; эту мешанину эмоций выдают чуть прищуренные глаза и клубы дыма из ноздрей — челюсти сжаты до скрипа эмали.
— Это пусть Макс решает.