Наемник. Дилогия
Шрифт:
– Меня зовут Нарив. Если ответишь на вопросы, то мы тебя отпустим.
Тут, расталкивая столпившихся за нашими спинами солдат, прибежал Седой.
– Что тут у вас? Почему остановились?
– Гнома поймали. – пояснил я. – Нарив сейчас расспрашивает его.
– Гнома говоришь... – капитан смерил взглядом Бургума. – Переводи!
– Чем ты здесь занимаешься? – спросила Нарив и глянула на валяющуюся на земле корзину из которой медленно расползались слизни. – Зачем тебе слизни?
– Еда. – коротко пояснил гном, тоже глянув на корзину, и снова спросил. – Кто вы и что вам здесь нужно?
– Пытаемся пройти через горы. – ответила Нарив. – Какой сейчас год?
Гном уставился на нее удивленно и как-то
– Двести третий год от Кары. – медленно ответил он наконец. – Госпожа, с вами все в порядке?
– Что еще за Кара? – пробормотала Нарив. – От Сотворения Мира какой год?
Если мне раньше казалось, что Бургум выглядит удивленным, то я ошибался. Это он только сейчас удивился! По сравнению с его теперешним выражением лица, все прошлое удивление – это словно неяркое мерцание по сравнению с летним полуднем. Интересно, он сможет еще больше выпучить глаза или нет? Бургум, когда понял суть вопроса Нарив, крепко задумался. Вначале он просто стоял, выпучив глаза и разинув рот. А потом, похоже, принялся что-то подсчитывать в уме, загибая пальцы.
– Ну да... Кара... Когда она, по-старому, была... – забормотал он.
Нарив терпеливо ждала, наблюдая за мучительной работой мысли, отражающейся на лице гнома.
– Вот! Вспомнил! – просиял вдруг Брумгум и гордо объявил. – Кара опустилась на людей в третий месяц зимы, года восемь тысяч пятьсот двенадцатого от Сотворения мира!
Нарив резко выпрямилась. Черты ее лица заострились настолько, что подумал, что она сейчас прибьет гнома на месте. Судя по тому, что Брумгум и сам испугано отшатнулся от нее, в его голове возникла та же мысль. Но, спустя миг, я понял, что защита требуется не гному, а самой Нарив – она вот-вот упадет в обморок! Я уже сделал было шаг к ней, чтобы поддержать женщину, но Нарив сумела взять себя в руки.
– Триста двадцать лет... – еле слышно прошептала она.
– Что такое? – рявкнул сзади Седой. – Что с ней?
– Насколько я понял, – я повернулся к капитану, – она только что узнала, что пролежала в том колодце триста двадцать лет.
– А выглядит моложе. – пробормотал Молин и схлопотал за свои слова звонкую затрещину от Ламила.
– Иди в хвост колонны, – капитану фраза Молина тоже не понравилась и он, похоже, решил пока отправить его куда-то подальше, – и скажи кому-нибудь из десятников, чтобы выставили заслон пока мы здесь будем разбираться. Кролан, ко мне!
Из толпы вынырнул пожилой наемник и остановился перед капитаном.
– Пройди со своим десятком на двадцать шагов вперед по ущелью и становись заслоном.
Кролан, без лишних слов, снова исчез в толпе и вскоре, в сопровождении двенадцати человек, пробежал мимо нас.
– Что это за Кара, о которой ты говорил? – Нарив, тем временем, продолжила расспрашивать гнома.
– Как? Вы не знаете? – гном уже, похоже, устал удивляться и только непонимающе качал головой.
– Мы очень издалека. – ответила Нарив и присела на камень, проверив предварительно нет ли на нем слизняков. Гном подумал и присел на соседний камень.
– В зиму года восемь тысяч пятьсот одиннадцатого от Сотворения Мира, – начал он голосом, словно был учителем, а Нарив – нерадивой ученицей, – король Гайрих собрал невиданную армию и двинулся с ней в земли эльфов. Армия людей, словно нож сквозь масло, прошла все защитные рубежи эльфов и вышли к их столице. Бой за город не прекращался три дня. С людьми сражались и эльфы, и неведомые твари, выведенные ими. Но армия людей оказалась слишком сильна. Город пал и ни один эльф не уцелел тогда. Уничтожив город, люди пошли на юг, выжигая другие поселения эльфов, до самого моря...
Тут Брумгум снова из 'учителя' превратился в мальчишку, если такое слово применимо к тому, кому исполнилось уже тридцать лет.
– Говорят, правда, что где-то в джунглях, на западе, еще есть небольшие поселения эльфов, но я не знаю никого, кто видел бы их своими глазами. – и он снова принял важный вид, видимо, пересказывая то, чему учили его самого. – Ровно год длилась кампания восемь тысяч пятьсот одиннадцатого и в зиму же восемь тысяч пятьсот двенадцатого года от Сотворения Мира король Гайрих вернулся с победой в свои земли. Празднование этой победы шло до самого конца весны и, по указу короля, должно было продолжаться до конца года. Но в последний месяц весны на земли людей посыпались неисчислимые несчастья. Неизвестный мор выкосил весь скот и поразил поля людей, а потом, когда вовсю разгорелся жуткий голод, новый мор, называемый Эльфизиаровым проклятьем, пал уже и на самих людей. Еще до Эльфизиарова проклятья, гнев людей обратился на храмы и монастыри, чьи скот и поля не пострадали. Жрецы и монахи не знали никаких горестей и объедались, когда все остальные пухли от голода. И Эльфизиарово проклятье не зацепило ни одного жреца и ни одного монаха...
Нарив, слушавшая до этого момента спокойно, хоть и с немного грустным выражением лица, вся напряглась. Из-под ее ногтей, впившихся в ладони, показались капельки крови.
– ...Гайрих Победитель умер от Эльфизиарова проклятья одним из первых и, поскольку был он молод и не оставил наследника, страной начал править лорд Кайзик, прадед короля нашего – Дрогана. Лорд Кайзик, в мудрости своей, увидел в обрушившихся на страну несчастьях руку Богов, а особенно – руку самого Эльфизиара. И молил он жрецов и монахов, посвященных всем Богам, о милости, но голод и мор продолжался. И тогда, заболев сам Эльфизиаровым проклятьем, он проклял Богов и приказал разрушить все храмы и монастыри, раз их служители оказались бесполезны перед лицом всех несчастий...
Нарив вскинулась и яростно посмотрела на гнома, но тот, увлеченный своим рассказом, даже не заметил этого. Гнев Нарив продлился всего миг и она тут же снова уперла взгляд в камни под ногами. Плечи ее опустились, словно невероятная тяжесть упала на них. Кровь с ладоней течет уже струйками, падая вниз крупными каплями, а костяшки пальцев побелели так, будто это не нежная кожа, а выбеленные солнцем кости скелета.
– ...Первыми пали святилища Кронии, из-за которой и ополчился Эльфизиар на людей. За ними – святилища Дарена, жены его – Лиссии и сына – Базэна. Храмы и монастыри Роаса, Бога войны, стояли дольше всего и никак не могли люди прорваться в обители жрецов-воинов. Но и они, почти все, в конце концов, пали. Лишь несколько храмов, находившихся на самом севере, устояли. Пали бы и они, но новая напасть обрушилась на людей – мертвецы, умершие от Эльфизиарова проклятья, стали подниматься из могил. И тогда, те, кто выжил, пожалели об этом. В считанные месяцы почти не осталось в землях людей ничего живого. Восставшие мертвецы убивали все, что видели, мор и голод продолжал уносить сотни и тысячи жизней каждый день. Лишь считанным выжившим, ведомым сыном лорда Кайзика – Бороном, посчастливилось укрыться в горах, в самых глубоких подземельях гномов нашли они себе пристанище и новый дом. Так закончилась история королевства людей, покинутого Богами на произвол судьбы и уничтоженного Карой, которую наслал на них Эльфизиар за то, что они уничтожили сотворенных им эльфов.
Брумгум замолчал. Повисла гробовая тишина, в которой, кажется, слышно даже как ползают по камням слизни. Затихли и солдаты, шепотом передававшие назад мой перевод рассказа гнома. Нарив сидит не шевелясь, словно статуя. И цвет ее лица – цвет белого мрамора, из которого статуи и вытачивают.
– Охренеть... – сипло прошептал успевший вернуться Молин и это единственное слово, отбиваясь эхом, заскакало между стенами расщелины.
– Это куда ж мы вляпались? – пробормотал Ламил, оглядываясь по сторонам, словно мог на каменных стенах увидеть ответ на свой вопрос. Хотя, хочет ли кто-то получить этот ответ?