Шрифт:
В детстве мама каждой шестой день водила меня в храм Дарена. Даже самое первое мое воспоминание связано с этим храмом. Как сейчас помню – вечная толпа, такая, что хоть как пошевелись – обязательно наступишь на чью-то ногу. Жарко, душно. Рядом стоит мама – вслушивается в обычную утреннюю проповедь и кивает головой в такт напевной речи священника. И я рядом. Приглушенные толпой слова проповеди долетают и до меня, но я ничего не понимаю Вцепился в мамину юбку так, что одна из заплат на ней с громким треском начала поддаваться под моими пальцами. Мамина рука успокаивающе ложиться мне на голову, но ее взгляд все равно прикован к чему-то, что за спинами толпы мне, карапузу нескольких лет отроду, не видно. Кто-то наступает на мою босую ногу. Больно-то как! Хорошо еще, что наступивший был, как и я, бос. А то остаться мне инвалидом на всю жизнь. Это стало последней каплей. «Мама!» – захныкал я. – «Пойдем отсюда!» . Но мама лишь крепче притискивает меня к себе, не отрывая глаз от священника. И ни слова в ответ... И так – каждый шестой день. С вариациями, конечно. Иногда, людей в храм набивалось чуть поменьше и можно было даже свободно дышать. Иногда, на меня, как
Но детство быстро закончилось. Буквально через месяц после того, как мне исполнилось десять лет, в Агил пришла прыгучая лихорадка. Это была уже вторая эпидемия на моей памяти. Еще одно воспоминание из детства – мы с мамой прячемся в каком-то подвале. Холодно, сыро... Я судорожно кашляю. Кашляю не только из-за того, что, после недели в этой сырой яме, сильно простыл, но, в основном, из-за смрада горелого мяса, который густыми клубами расползается по городу от площадей, на которых сжигают тела умерших. Это была первая эпидемия, которую я пережил. Без последствий для меня прошла и следующая эпидемия. Хотя, когда я говорю «без последствий» , то имею ввиду свое здоровье. Последствия были, и еще какие! Вот вам третье воспоминание – самое яркое, которое врезалось в память и останется в ней на всю жизнь. На город медленно опускается полог сумерек, но до сих пор светло – почти как днем. Тучи над головой играют багровыми отсветами от костров на площадях. Все та же вонь горелой плоти, несмолкаемый звон колоколов... И мама, быстро, чуть подпрыгивающим, будто в ритм с колокольным звоном, бегом, убегает от меня по улице. А я стою возле дверей все того же подвала, в котором мы прятались. Я сжимаю в руках палку, которая еще сегодня утром служила мне мечом в игре со сверстниками, повожу своим оружием влево-вправо... «Мама, не бойся!» – кричу я. А мама продолжает бежать. Заслышав мой голос, она оборачивается. В глазах сверкают слезы... Растрепанные волосы клочьями свисают с головы, лезут в глаза. А на ее щеке, как раз на той, которая оказалась повернута ко мне – на правой, алеет, мне даже показалось, что светится красным огнем, язва, размером с ногату. Она обернулась на бегу, взглянула на меня в последний раз и... споткнувшись, растянулась во весь рост. Тут же я бросился к ней. Но, увидев это, мама вскочила на ноги, одним прыжком забежала за угол и больше я ее никогда не видел. В тот день я остался один. Родственников у меня не было. А через месяц у меня уже не было вообще ничего. Хозяин квартир, к которых мы жили, сразу же после окончания эпидемии, просто вышвырнул меня на улицу, забрав себе все наше нехитрое имущество в счет платы за проживание. Что делать? Куда идти десятилетнему ребенку в большом, ставшем вдруг чужим, городе? Тогда я еще надеялся отыскать пропавшую мать. В мою детскую голову даже теоретически не могла прийти мысль, что она сгорела на одном из костров, пятна от которых сейчас соскребали с плит городских площадей. И тогда я придумал! Где мы с мамой бывали чаще всего? Конечно же в храме!
Я приходил в храм Дарена каждый день. Только проснувшись, первым делом я отправлялся туда, в надежде, что однажды встречу там маму. И протискиваясь, сквозь толпу, пытаясь заглянуть в каждый закоулок, искал ее, пока голод не заставлял отправиться на поиски пропитания, которое, обычно, находил на помойках позади таверн. Там всегда можно было найти что-то съедобное. Иногда, правда, приходилось отбивать еду от бродячих собак. А иногда, стая собак отбивала еду у меня. Очень редко, но и такое было, удача улыбалась мне в виде какой-нибудь сердобольной женщины, которая, сжалившись, давала кусок хлеба или несколько яблок. Так и жил. Проснувшись, шел в храм. Потом – на поиски пищи. И снова в храм...
Дни летели, складываясь в недели, месяцы и годы. Через год после ого, как оказался на улице, я изучил каждую дыру в городе. Нашелся и более приличный источник пропитания – всего полдня пути от города, и в моем распоряжении оказывались чужие огороды, на которых можно было найти свежие овощи. Правда, запасы пищи приходилось делать только по ночам. Днем фермеры довольно тщательно охраняли свое имущество. И не только днем – несколько раз случалось, что мне приходилось во всю прыть уносить ноги от истошно лающих за спиной собак.
В тот же год я познакомился с Червем и Черным. Спросите, как я мог прожить больше года ни с кем не познакомившись? А вот так! Просто, первое время меня не интересовало ничего, кроме поисков мамы и голодного желудка. Жил я тогда как в тумане. Да и не ходил никуда. Весь мой распорядок дня состоял из бега между храмом и помойками. Так вот. Червя и Черного я встретил абсолютно случайно. Оба они были старше меня, не сложись так обстоятельства, вряд ли обратили бы внимание на ту жалкую тень, которую я из себя представлял. Так вот. Эта история заслуживает отдельного описания. В тот день я, как всегда, проголодавшись, отправился из храма к припрятанной добыче с огородов. Надо сказать, что запасы свои я прятал хорошо – просто, после того, как несколько раз моя еду таинственным образом исчезала, я осознал необходимость устраивать хитрые схроны. На этот раз, один из таких схронов был под грудой битой черепицы на чердаке одного полузаброшенного дома. Я как раз грыз сырую репу, поглядывая сквозь чердачное окошко на дворы внизу, когда заметил, что два каких-то типа крадутся вдоль стены. Одни – тощий и ростом даже ниже меня, хотя, как оказалось в последствии, он был старше на три года. Одет более-менее прилично, в грязные, но целые штаны, подпоясанную куском веревки серую рубаху до колен. На его голове торчали во все стороны непослушные вихры. И второй – чуть повыше меня, одетый практически так же как и вихрастый. Чуть присев, они медленно продвигались вперед. Я пошарил взглядом и обнаружил цель этой пары – неподалеку сушилось на веревке чье-то белье. Помню, в тот момент я начал раздумывать о том, почему бы самому не стащить где-нибудь бельишка. Я как раз размышлял над тем, что потом с этим бельем делать, как мое внимание привлек новый персонаж. Взгляд уловил какое-то движение и автоматически переместился вслед за ним. Чуть позади воришек, скрываясь за каким-то сарайчиком, в том же направлении крался пузатый мужик. Этот вряд ли нацелился на белье. Кроме толстого пуза и неплохой одежды – на ногах у мужика были сапоги! – он обладал еще и ярко блестящей на солнце лысиной в полчерепа. Почему-то в детстве лысина всегда ассоциировалась у меня с достатком и солидностью. Может быть потому, что такой же лысиной мог похвастаться наш домовладелец – пример богатства и успеха для меня в те годы, когда мама отдавала ему за проживание практически все заработанные деньги. Нет, этот белье воровать не будет. Скорее всего, он охотится не за тряпками, а за теми двумя воришками. Когда я разглядел в руке мужика дубинку, уверенность в собственной догадке достигла максимума. В тот же момент меня охватила жуткая злость – почему-то вспомнилось, как такой же лысый толстяк вышвырнул меня на улицу после маминой смерти. Не возникло даже никаких сомнений, кто, в разворачивающемся внизу представлении, заслуживает моей поддержки.
– Сзади! – крикнул я и запустил через окошко в толстяка недогрызенной репой.
Снаряд попал точно в цель. Хаотично вращаясь, мой обед смачно впечатался прямо в блестящую лысину. От неожиданности моя мишень споткнулась и схватилась, чтобы не упасть, за стенку сарая. Окрестности огласил дикий рев, в котором проскакивали слова, значения которых я в том возрасте еще не понимал. Реакция воришек была однозначной – я даже не успел заметить как их и след простыл. Тут в голову пришла мысль, что пора убираться и мне – лысый внизу, все еще ругаясь, искал взглядом обидчика. Меня, то есть. Не теряя даром времени, я спустился вниз и, петляя по переулкам, кинулся наутек. Не помню уже после какого поворота, но завернув за очередной угол я обо что-то ударился и покатился по земле.
– Ты, так и этак, вошь поганый, смотри куда прешься! – раздалось откуда-то сбоку.
Я посмотрел в ту сторону – рядом лежал на земле тот самый коротышка, который только что охотился за бельем. А с другой стороны до меня донесся смех. Даже не смех – ржач. Я посмотрел в ту сторону – второй воришка, держась за живот, сползал по стене. Я попытался подняться на ноги, но сильный удар в живот бросил меня обратно на землю. Коротышка поднялся раньше и, грязно ругаясь, снова заносил надо мной ногу. Бил он меня качественно и больно. Только я делал движение чтобы подняться, следовал новый удар. Но больно было не это. Самая сильная боль была от того, что я же только что, можно сказать, спас их! Вот тебе благодарность...
– Сволочи вы! – прошипел я сквозь слезы, когда коротышка устал меня пинать и подошел к своему товарищу, который так и валялся, хохоча, на земле. – Пусть бы вас лучше тот, лысый, поймал!
– А ты откуда о лысом знаешь? – остановился на полушаге коротышка.
– Это я вам кричал! – прохлюпал я. – И репой в него тоже я запустил!
Через мгновение коротышка уже сидел возле меня на корточках. Чуть погодя, к нему присоединился отсмеявшийся второй.
– Что ж ты сразу не сказал? – коротышка протянул руку, предлагая свою помощь.
– А ты ему дал что-то сказать? – спросил второй и обратился ко мне. – Ты уж прости, друг. Сам понимаешь, настроение ниже канавы. Дело сорвалось, тот хрен лысый чуть голову не проломил своей дубиной... Если бы не ты...
– Ну вас! – я оттолкнул руку и, постанывая от боли, поднялся самостоятельно.
Воришки переглянулись и, видимо, между ними произошел какой-то беззвучный разговор. Нет, я не имею ввиду, что они умеют читать мысли – на магов с Мерцающего острова они не похожи. Просто, переглянувшись, они одновременно подхватили меня под руки и потащили куда-то по переулкам.
– Пойдем, похаваем чего-то. – миролюбиво басил коротышка – Меня Червем звать. А он – Черный...
– Не хочу я с вами! – я пришел в себя и принялся вырываться.
– Слушай, друг, – Червь со вздохом отпустил меня и отошел на шаг в сторону, – ну прости меня. Ты ж меня самого так с ног сбил, что до сих пор локоть болит. Блин, ну что мне сделать, что бы ты перестал крыситься? Ты же нас реально спас, а я тебя так... Не по понятиям это...
Так я с ними и познакомился. Должен сказать, в последующие годы я не раз благодарил судьбу за эту встречу. Ноющие от ударов бока – совсем небольшая цена за ту школу, которую я прошел с этими ребятами. Даже не знаю – прошел бы я ее самостоятельно, без поддержки. Мир нищих, к которым относился и я, оказался жесток. И дети, в своем большинстве не способные постоять за себя, находились в этом мире на самом низком уровне. Уже через неделю после знакомства я понял, что мне просто очень крупно везло последний год. Только чьим-то вмешательством сверху – может быть даже Дарена, в храме которого я проводил большую часть времени – можно было объяснить то, что меня не продали в рабство куда-нибудь на рудники Гномьих гор или, что гораздо хуже – в бордель. Да, вы не ослышались – оказывается в нашем славном городе Агиле есть и такие заведения, которые предоставляют соответствующие, противоестественные услуги мальчиков. И рабство у нас, оказывается, тоже есть! Не официально, конечно. Рабство в Империи строжайше запрещено. Но, это ведь на бумаге... А кто будет проверять отдаленные рудники и леса, которые и имперскими-то считаются только из-за линий на карте? В конце концов, меня могли просто походя избить до смерти, что чуть не сделал Червь. Новые знакомые, в последствии – друзья, взяли надо мной шефство, оградив от большинства неприятностей и посвятив меня в реалии местной жизни. Червь и Черный, оказалось, обладали некоторым авторитетом на своем уровне. По крайней мере, сверстников мне больше не стоило опасаться. Только один случай, когда какой-то тощий оборванец, чуть старше меня, попытавшись самоутвердится за мой счет, пнул меня под зад и, тут же, оказался припертым к стене Черным, который приставил к глазу моего обидчика остро заточенный длинный гвоздь, сразу же вбил в голову окружающих мысль, что меня лучше не трогать.