Наемник

Пурнелл Джерри

— Да, легко представить, не так ли? — Адмирал негодующе покачал головой. — Но есть пороки, естественные для солдата и матроса. Эти у нас имеются во множестве, но это не те пороки, которые разлагают его боеспособность. Рабовладельчество — это порок, разлагающий все, к чему прикасается.

— Если ты так чувствуешь, что я могу сказать? — спросил Мартин Грант. — Я не могу предложить тебе другой альтернативы.

— А я не могу пустить все это на самотек, — сказал Лермонтов. Он зло стукнул по пульту управления, и Танит растаяла на экране. Земля более голубая

и для Лермонтова куда более прекрасная выплыла из минутной черноты. — Дураки они там, внизу, — пробурчал он словно про себя. — И мы не лучше. Мартин, я все снова и снова спрашиваю себя, почему мы не можем ничего контролировать? Почему мы подхвачены, словно щепки в бешеном потоке? Люди могут направлять свою судьбу. Я знаю это. Так почему же мы так беспомощны?

— Ты спрашиваешь себя не чаще, чем я, — ответил Сенатор Грант. Голос его был низким и слабым. — По крайней мере, мы все еще пытаемся. Черт, у тебя же больше власти, чем у меня! У тебя есть Флот и есть тайные фонды, полученные с Танит. Господи, Сергей, если ты не можешь что-либо сделать, имея это…

— Я могу помочиться на пожар, — сказал Лермонтов. — И ничего больше, — он пожал плечами. — Так что, если это все, что я могу поделать, то я буду продолжать сливать воду. Ты выпьешь?

— Спасибо.

Лермонтов подошел к шкафу и достал бутылки. Его разговор с Гранд Сенатором Грантом никто другой никогда не слышал, даже годами бывшие при нем ординарцы.

— Прозит.

— Прозит.

Они выпили. Грант достал сигарету.

— Кстати, Сергей, что ты теперь собираешься делать с Фалькенбергом, раз с неприятностями на Танит покончено?

Лермонтов холодно улыбнулся.

— Я надеялся, что у тебя есть решение этого вопроса. У меня больше нет фондов…

— Деньги с Танит?

— Нужны в других местах, просто, чтобы удержать Флот от развала, — убежденно ответил Лермонтов.

— Тогда Фалькенбергу придется просто самому найти свой путь. С его репутацией у него не должно быть проблем, — сказал Грант. — А даже если и будут, у него станет не больше неприятностей, чем у нас.

Глава ТРИНАДЦАТАЯ

2093 год н.э.

Жара навалилась на сырые поля. Два часа до полудня из пятнадцати с лишним часов танитского солнечного дня были уже жаркими. Даже посреди зимы джунгли курились и в полдень, и вечером.

Небеса над полковым лагерем были желто-серыми. Местность понижалась на запад и переходила в болото, где фыркали, зарываясь поглубже в грязь, звери Вима. В самом лагере завис горячий, влажный, тяжелый воздух с густым запахом брожения и разложения.

Полковой лагерь был островком геометрической точности в хаосе джунглей и холмов. Все казармы из желтой утрамбованной земли находились на перпендикулярных друг к другу линиях. Каждая рота вытянулась в единую линию от коттеджа ее центуриона на одном конце до коттеджа старшего взводного сержанта на другом.

Широкая улица отделяла Ряд Центурионов от Линии Ротных Офицеров, а за тем, что было более короткой Линией Полевых Офицеров, пирамида неизбежно сужалась, пока на ее вершине неизбежно не оказывалось одинокое здание, где жил полковник. Другие офицеры жили со своими женами, а квартиры женатых рядовых сформировывали одну из сторон лагеря; но полковник жил один.

Визитер стоял с полковником и следил за церемонией смотра, развившейся в Англии времен королевы Анны, когда полковым командирам платили согласно силе их полков, а мастера смотров королевы должны были определять, что каждый, тянувший плату, в самом деле пройти смотр, или вообще существовал.

Визитер был историком-любителем и обозревал парад с кривой усмешкой. Война переменилась, и солдаты больше не маршировали сомкнутыми рядами, чтобы давать залпы по команде. Но полковникам снова платили согласно силам, которые они могли повести в бой.

— Доложить! — команда начальника строевой подготовки легко донеслась по открытому плацу до неподвижных сине-золотых каре.

— Первый батальон: Рота "Б" в дозоре. Отсутствующих без уважительных причин нет, сэр!

— Второй батальон: отсутствующих без уважительных причин нет, сэр!

— Третий батальон: отсутствующих без уважительных причин нет, сэр!

— Четвертый батальон: четверо в самоволке, сэр!

— Ай, как неловко, — произнес визитер sotto voce ( франц. см в словаре).

Полковник попытался улыбнуться, но у него это не получилось.

— Артиллерия: отсутствующих без уважительных причин нет, сэр!

— Разведвзвод в полном составе, сэр!

— Саперы в полном составе, сэр!

— Оружейный батальон: авиавзвод в дозоре. Батальон присутствует или в отчете за отсутствующих, сэр!

— Штабная рота: свободные от караула в строю, сэр!

Начальник строевой подготовки ответил на каждую честь, а потом четко повернулся и отдал честь полковнику.

— В полку четверо солдат отсутствуют без уважительной причины, сэр.

Полковник Фалькенберг отдал честь в ответ.

— Займите свое место.

Капитан Фаст сделал поворот кругом и промаршировал на свое место.

— Торжественным маршем, арш!

— Играй!

Оркестр заиграл военный марш, который, должно быть, был старым и в двадцатом веке. Полк построился в колонну и замаршировал по плацу. Когда роты достигали командиров, и солдаты вскидывали в унисон головы, вымпела и знамена приспускали в салюте, а офицеры и центурионы размашисто вращали саблями.

Визитер кивнул про себя. Это было не самое подходящее. В восемнадцатом веке демонстрации способности солдат маршировать строем, а младкомов и офицеров умело пользоваться шпагой имели прямое отношение к боеспособности. Теперь же — нет. И все-таки это была впечатляющая церемония.

— Слушай приказ! — главстаршина стал зачитывать со своей планшетки приказы о повышениях, расписания дежурств — повседневная деятельность полка, в то время, как визитер обливался потом.

— Очень впечатляюще, полковник, — похвалил он. — Наши вашингтонцы и в лучшие дни не выглядели так четко.