Наемник

Пурнелл Джерри

Иль шлем мой — вдовье покрывало?

Иль моя пика — палочка из ивы?

А моя рука — лилейная дамская ручка?

Чтобы этот английский лорд обращался со мной

Пренебрежительно?"

Песня кончилась. Фалькенберг просигналил стюарду.

— Мы выпьем еще по одной. — Сказал он. — И больше никаких разговоров о политике.

Они провели остаток вечера, наслаждаясь собранием. И фридландцы и фалькенберговские наемники-офицеры были людьми образованными, и это был очень приятный вечер для Гленды Рут, располагавшей командой, полной воинов, наперебой

стремившихся ей угодить. Они учили ее танцам и диким песням дюжины культур, а она выпила чересчур много.

Наконец Фалькенберг встал.

— Я провожу вас до квартиры. — Сказал он.

— Отлично. — Она взяла его под руку и они прошли через редеющую толпу. — Вы часто устраиваете подобные вечеринки?

— Когда можем.

Они добрались до двери. Из ниоткуда появился рядовой в белой куртке, чтобы открыть ее.

Лицо его пересекал рваный шрам, спускавшийся по шее, пока не исчезал за воротником, и она подумала, что побоялась бы с ним встретиться где-нибудь в другом месте.

— Спокойной ночи, мисс. — Сказал рядовой. Голос у него был странный, почти хриплый, словно он был крайне озабочен насчет нее.

Они прошли через плац. Ночь была ясная, и небо полно звезд. Шум бегущей реки слабо доносился до старой крепости.

— Я хотела бы, чтобы это никогда не кончилось. — Сказала она.

— Почему?

— Потому, что вы создали там искусственный мир, стену славы, отгородившую от реальностей того, что мы делаем. А когда это кончится, мы возвращаемся к войне. И к тому, что ты там хотела сказать, когда велел тому парню спеть ту зловещую древнюю пограничную балладу.

— Это хорошо сказано. Стена славы, наверное, это конечно то, чем мы и занимаемся.

Они добрались до блока номеров, отведенных старшим офицерам. Его дверь была по соседству с ее. Она остановилась перед ней, не испытывая охоты заходить. Комната будет пуста, а завтра ждет Совет, и… Она повернулась к нему и с горечью спросила:

— А должно ли это кончиться? Я была счастлива на несколько минут. А теперь…

— Это не обязательно должно кончиться, но знаешь ли ты, что ты делаешь? — Нет. — Она отвернулась от собственной двери и открыла его. Он последовал за ней, но не вошел. Она с миг постояла в дверях, а затем рассмеялась. — Я собиралась сказать что-нибудь глупое. Что-нибудь вроде: «Давай выпьем по последней!» Но я бы имела ввиду не это, и ты бы знал. Так какой смысл играть в игры?

— В играх нет никакого смысла. Между нами. Игры — для солдатских девушек и влюбленных.

— Джон, боже мой, Джон, ты так же одинок, как и я?

— Да. Конечно.

— Тогда мы не можем позволить этой вечеринке окончиться. Нельзя, пока есть хоть один миг, когда она может продолжаться.

Она прошла в его комнату.

Помедлив несколько секунд, он последовал за ней и закрыл дверь.

За ночь она сумела забыть конфликт между ними, но когда утром она покинула его квартиру, баллада снова стала преследовать ее.

Она знала, что должна что-то предпринять, но не могла предупредить Баннистера. Совет, революция, независимость — все не утратило своей важности. Но хотя она будет служить

этому делу, она чувствовала себя отделенной от него.

— Я — совершеннолетняя дура. — Твердила она себе. Но дура она или нет, она не могла предупредить Баннистера. Наконец, она убедила встретиться с Фалькенбергом Президента, подальше от кричащих масс Палаты Совета.

Баннистер перешел прямо к сути дела.

— Полковник, мы не можем бесконечно держать в поле крупную армию. Ранчеро мисс Хортон из Долины, может быть, и готовы платить эти налоги, но большинство нашего народа не может.

— А чего вы, собственно, ожидали, когда начали это? — Спросил Фалькенберг.

— Затяжной войны. — Признал Баннистер. — Но наши первоначальные успехи подняли надежды, и мы получили неожиданных сторонников. Они требуют кончать.

— Солдаты хорошей погоды. — Презрительно фыркнул Фалькенберг. — Дело достаточно обычное, но почему вы позволили им приобрести столь много влияния в вашем Совете?

— Потому что их было много.

«И все же они поддерживают тебя в Президенты, — подумала Гленда Рут. — Пока мои друзья и я были на фронте, ты здесь, в тылу, организовывал новоприбывших, заграбастывал власть… Ты не стоишь жизни ни одного из тех солдат, Джона или моих.»

— В конце-концов, это ведь демократическое правительство. — Сказал Баннистер.

— И, таким образом, совершенно неспособное совершить чеголибо, требующего постоянных усилий. Можете ли вы позволить себе этакую значительную демократию?

— Вас наняли не для того, чтобы изменять структуру нашего правительства! — Закричал Баннистер.

Фалькенберг активировал карту на столе.

— Смотрите, мы окружили равнины войсками. Иррегулярные части могут удерживать перевалы и болота практически вечно. Любая реальная угроза может быть парализована моим полком, держимом в мобильном резерве. Конфедераты не могут добраться до нас. Но мы не можем рисковать открытым боем с ними.

— Так что же мы можем предпринять? — Потребовал Баннистер. — Франклин наверняка пришлет подкрепления. Если мы станем ждать, то проиграем.

— Я в этом сомневаюсь. У них тоже нет десантных судов. Они не могут высадить сколь-нибудь реальные силы на нашу сторону фронта, а что им толку добавлять к своим силам в столице?

— В конечном итоге мы уморим их голодом. Сам Франклин, должно-быть испытывает трудности от потери снабжения зерном. Они будут не в состоянии вечно кормить свою армию.

— Рай для наемника. — Пробормотал, словно про себя, Баннистер. — Затяжная война и никаких боев. Вам придется, черт побери, атаковать, пока у нас еще есть войска! Говорю я вам, наша поддержка тает.

— Если мы двинем свои войска туда, где до них смогут добраться танки вон Меллентина имея место для маневрирования, они не растают, а сгорят.

— Скажи ты ему, Гленда Рут. — Обратился к ней Баннистер. — Меня он не станет слушать.

Она посмотрела на невозмутимое лицо Фалькенберга и хотела закричать: «Джон, он может быть прав! Я знаю своих людей, они не могут держаться вечно. Даже если бы они могли, Совет будет настаивать…»