Наемники смерти
Шрифт:
Оттащив на более-менее приличное расстояние, положили Толяна на землю, и Кондрат начал деловито выкручивать ему мочки ушей, приводя в сознание. На толстых, поросших волосами пальцах Кондрата виднелись бледные татуировки – блатные перстни.
«А Бугай-то у нас – сиделец. Как бы он не оказался человечком Дона…»
Жила очнулся со стоном и спросил шепотом:
– Он… это… ушло?
– Ушло, ушло, – успокоил его Астрахан.
Из сосняка доносился рев хренозавра и короткие очереди «грозы». Деревья трещали, как будто через них ломился не один бронированный
– Я думал… думал – всё… – сказал Толян.
– Это Сектор, – ответил Данила. – Здесь в одиночку не ходят, запомни.
– Я ж отлить только…
Астрахан, начиная потихоньку волноваться, высматривал Момента. Тот появился минут через пять, взмыленный, с сосновыми иголками в дредах и дымящейся «грозой» в руках. Рев хренозавра к тому времени приобрел обиженные нотки – видимо, неповоротливая тварь все-таки где-то застряла.
– Дунем, бро? – невозмутимо предложил Гена, выуживая из-за уха косячок.
После инцидента с хренозавром все три телохранителя – Кондрат, он же Бугай, Жила, он же Толян, и Бритый, чье имя Данила забыл напрочь, а спрашивать было уже как-то неловко – стали относиться к Сектору с большей опаской, а к Моменту – с уважением.
– А откуда… ну… взялся этот хренозавр? – спросил Кондрат, почесывая свои наколки.
– Хрен его, хренозавра, знает, – беззаботно ответил Момент. Выкуренный косяк, по всей видимости, пробил его «на поговорить». – Это народное название, а по-научному, я слыхал, они прозываются «завроподами» или как-то так. Мы ж не знаем ни черта толком, чувак! Сколько лет Сектор топчем, ученых сюда посылали, армию сюда посылали. Гринпис долбаный – и тот сюда лез! А толку? Ничего почти не знаем! Людей погибло – море. Техники угробили столько, что уму не понять и не представить. А сколько денег в Сектор вбухали, мама дорогая… а на выходе – шиш с маслом.
– А биотин? – возразил Данила. – Хорош шиш: миллиарды долларов.
– А что биотин? Ты знаешь, что это? Так, чтоб на пальцах разъяснить? Не знаешь, и никто не…
И тут заговорила Марина – тихим, но уверенным голосом бывалого лектора:
– Биотин тормозит не только процессы старения, но и большинство патогенных процессов, включая рак. Аутоиммунные заболевания, ревматоидный артрит только биотином лечатся. Ведут исследования по выправлению генетических заболеваний. Биотин воздействует не просто на клеточную структуру, он участвует в синтезе белка, меняет ДНК-клетки.
– Знаю я одно существо, – протянул Данила, – которое по чужому ДНК себя строит. Хамелеон называется.
Марина промолчала.
– Ну, ну ладно, биотин – да, – неожиданно согласился Момент. – Биотин – это круто. Вечная молодость, то да се… Только его ведь из хамелеоньих желез добывают, правильно? А хамелеонов ловчие ловят, вон как Данила, и все больше за пределами Сектора. Получается, что соваться в Сектор человеку ни выгоды нет, ни резона. А все равно суются, бро. Такая уж человек скотина любопытная – если чего не понимает, лоб себе расшибет, а будет пытаться понять. Ладно, Сектор… А Глубь? Там же вообще сумасшествие какое-то.
– Ты
– Подходил близко, – сказал Момент и сразу замкнулся. – Но я не хочу об этом говорить.
– Ну и не говори, – легко согласился Астрахан. – Только я с тобой все равно не согласен.
– В чем это, бро?
– В том, что биотин – это круто. Мы сегодня престарелых теток омолаживаем, а завтра они начнут пятнистых чупакабр рожать, что твоя Эльза. Нельзя пользоваться технологией, не понимая ее сущности.
– Это там сущность, – махнул рукой Генка. – А тут, в Секторе – сучность. И пока ты будешь ее понимать, она тебя так отпонимает…
– Ай-й-а в-в-вот… – начал было говорить Бугай и испуганно замолк. – Ч-ч-е эт-то с-со мной? – испуганно удивился он.
– Это ты, бро, заику поймал, – пояснил Момент. – Искажение такое. Неопасное. Теперь часа два заикаться будешь.
– Б-б-б-б…
– Ага, – хмыкнул Гена, – именно это слово.
Бритый и Жила заржали, а Кондрат надулся от натуги, пытаясь выругаться.
Данила посмотрел на Марину. Девушка, способная, по утверждению папаши, чуять опасность за версту, невозмутимо молчала.
– Ты знала? – спросил он негромко. – Что тут рядом искажение?
– Да, – сказала девушка. – Геннадий прав: она неопасная.
– Почему не предупредила?
– Пришлось бы другое место искать. А оно – большое, размазанное. Час бы точно потеряли.
– Марин, а давно ты их чувствуешь? Искажения?
Глаза у нее стали абсолютно пустые, стеклянные. Марина вяло помотала головой.
– Не знаю. Наверное, давно. Это – ценный талант. Тарас Петрович говорил, что ценный.
Даниле от упоминания отца стало кисло и тошно, но он продолжил допрос. Не нравились ему способности Марины, несло от них неприятностями и тайной.
– А давно с отцом работала? С профессором Астраханом?
– Давно, – снова неуверенные интонации. – Еще с института в его лаборатории. Да, точно. Он был моим научным руководителем, потом я пришла к нему в отдел…
– А лет тебе сколько, сестренка? – перебил Момент.
Она моргнула. Еще раз. И сказала:
– Двадцать пять.
– Чего-о?! – Гена вылупился на девушку, остальные тоже уставились на нее. – Каких же тебе двадцать пять, опомнись! Ты и на двадцать не выглядишь!
– Я… В моей… – Она замолчала надолго, потом сказала: – В моей семье все выглядят очень молодо. Это наследственное. С Тарасом Петровичем мы вместе занимались, – вновь последовала длинная пауза, – Сектором. Теорией.
Данила ждал продолжения, но Марина, похоже, решила, что все сказала. Тогда пришлось ее подтолкнуть:
– А чем именно?
Она встряхнула волосами, закусила губу. Неужто не знает? Вполне может быть, лаборатория-то правительственная, секретная. Девчонка выполняла свою часть работы и не ведала, о каких исследованиях идет речь.
– Я точно не знаю, Данила Тарасович. Искажения. Свойства биотина. Всем, наверное… понемногу. Вы должны понимать, я только после аспирантуры, двадцать пять всего, мне особо не доверяли.