Наезд
Шрифт:
Послушаешь шефа, так он знаком со всеми крупными бизнесменами. А по его внешнему виду и не подумаешь. Неприметный мужик, похож на рядового инженера, из которых и вышел. Мы с ним закончили один и тот же институт, но с разницей лет в пятнадцать. Одеваетсяхоть и дорого (жена заставляет), но шмотки не смотрятся на нем, такое впечатление, что купил на распродаже секондхенда. Правда, когда жена оставляет его без присмотра, у шефа сразу появляется что-нибудь ярко-красное — галстук, носовой платок, шарф или, на худой конец, носки, которые быстро изымаются секретаршей и по совместительству любовницей. И машина у него не по чину, тем более, серого цвета. Единственная роскошь в ней — тонированные стекла, да и те поставлены по моему требованию. Я не менее разав
Шеф откладывает газету на сиденье и произносит:
— Так говоришь, нагло вели себя?
Я еще ничего не говорил, но не отказываюсь:
— Не то слово!
— И содрали десятку?
— Да.
Он ждет, что я потребую компенсацию. Если бы я умел это делать, то сидел бы на его месте. А я молча веду его машину.
— А с меня требуют триста долларов, — сообщает он.
— В месяц?
— Говорят, что разовая акция. Но ты же знаешь их: стоит дать раз, потом не отвяжешься.
— А может, лучше отстегнуть? Они ведь не отстанут.
— Отстанут. Поймут, что через вас меня не достать, и оставят в покое.
— Вам виднее.
— Да, — скромно соглашается он. — Если бы я всем отстегивал, давно бы нищим стал. Чиновникам дай, налоговой дай, бандитам дай, милиции дай…
— …телохранителю дай, — продолжаю я, — на бензин.
Когда он принимал меня на работу, сразу сообщил, на какую сумму я могу тратить бензина в месяц. Перебрал — плати из своих, сэкономил — забирай себе. Забирать мне ни разу не приходилось. Но чего не отнимешь — в свободное время, а его много, машина в моем полном распоряжении. Сейчас высажу шефа возле офиса и, скорее всего, буду свободен до конца рабочего дня, потом в шесть вечера отвезу его в элитный поселок на окраине города, обнесенный высоченным забором с колючей проволокой поверху, как колония строгого режима, и круглосуточно охраняемый вооруженными мордоворотами — и опять я вольная птица. Такой график работы да еще квартира — этим и купил меня шеф. На курсах телохранителей я шел в первой тройке по всем показателям, но два года нигде не был прописан, поэтому не мог получить разрешение на оружие и, следовательно, никому не был нужен. Нет, прибедняюсь, нужен был и такой, на нас в очередь записывались за год, а бандиты манили такими заработками, какие не снились лучшим штатовским профессионалам. Но все требовали, чтобы я собакой круглые сутки ходил за ними, даже в сортир и бордель, а шеф честно признался, что ему нужен шофер, он дважды попадал в аварии по собственной вине и решил не искушать судьбы, тут еще у него в делах появились напряги, кому-то он долг не хотел возвращать или делиться с кем-то, вот и решил сэкономить на зарплате, наняв одновременно и шофера, и телохранителя, и часть выдать натурой — трехкомнатной квартирой в центре Москвы. Меня такой вариант устраивал.
После института я, конечно же, не пошел на завод, где по году зарплату не выдают. Немного пораскинув мозгами, понял, что мужик сейчас может прилично заработать, только воруя (торгуя) или охраняя. Воровать (торговать) я не умею и не хочу, а вот охранять — в самый раз. За плечами у меня была разведрота воздушно-десантных войск, добровольная стажировка в Приднестровье и шесть лет занятий восточными единоборствами. Сначала я был на вольных хлебах: то машину перегоню, то ценный товар или деньги отвезу в какой-нибудь из городов СНГ. Скорее всего, это были взятки: слишком хорошо платили за работу. Пока не подзалетел в одном южном городе. Я привез солидную пачку «зеленых», которую должен был передать директору местного банка.
На встречу пришли три бандита. Я разобрался с ними и деньги передал по назначению, однако унести ноги не успел, мусора прихватили, которые тоже знали о деньгах и хотели отщипнуть по краюхе. Поняв, что краюхи уже оприходованы, мусора подержали меня неделюв одиночке при отделении, забрали все, что у меня было, и отпустили. В Москву я добирался четыре дня на товарняках и зайцем на электричках, подворовывая жратву на полях и в садах, благо был конец августа. Приехал голодный и злой и все накопленные к томувремени деньги отнес на курсы телохранителей, чтобы иметь хоть какую-то бумажку для защиты от родной милиции. И считаю это вложение денег самым удачным в своей жизни, тем более, что собирался выкинуть их в «МММ».
Зима в этом году выдалась тяжелая. И морозов сильных не было, но и оттепелей тоже, поэтому и показалась мне она необычно длинной, нудной, не верилось, что весна когда-нибудь наступит. А может, сказалось то, что в конце осени я расстался с подружкой, с которой прожил почти два года, и никак не мог найти достойную замену. Но весна все-таки пришла. Да еще как дружно! Начало апреля, а погода совсем теплая, какая и в мае не каждый день бывает, асфальт на дорогах и тротуарах почти везде сухой.
Я свернул с шоссе в переулок, ведущий к зданию НИИ, в котором наша фирма арендовала второй этаж. Наступает самый ответственный период в моей работе. Я, как учили, ставил себя на место киллера и прикидывал, где удобнее всего ухлопать шефа. Получалось, чтоименно здесь, когда будем идти от машины к входной двери в здание, и возле ресторана, где шеф иногда ужинает. Можно, конечно, расстрелять машину по пути от поселка к фирме из засады или едущей машины, но эта работа для профессионалов высокого класса, яничем почти не смогу в такой ситуации помочь не только шефу, но даже себе. А вот здесь, возле НИИ, любой пацан с крепкими нервами может отстреляться на пятерку. Такие обычно и идут в киллеры. Читаю я в газетах чуть ли не восторженные статьи о «профессиональной работе» наемных убийц и усмехаюсь. А сопливые «профессионалы», уверен, захлебываются от хохота. Да они по этим самым статьям и учатся! Читай «Московский комсомолец» — и никогда не попадешься. Профессионалов среди них — один из сотни, если не меньше. Подозреваю, что заказное убийство — это вступительный экзамен в ряды братков, а желающих попасть туда — пруд пруди.
Останавливаю машину так, чтобы правую сторону прикрывала стена здания. Открываю дверцу и выкидываю сразу обе ноги, потому что одну можно защемить. Обхожу машину, кладу руку на ручку задней правой дверцы. Сейчас будет самый ответственный момент. Помнить об этом — чуть ли не главная моя обязанность. Когда сотни раз делаешь одно и то же и ничего не случается, начинаешь терять нюх, расслабляешься. Окна машины тонированные, издалека не видно, сидят ли внутри, а если сидят, то кто. Бить будут, когда шеф пойдет к зданию. Я еще раз оглядываю улицу, собираюсь уже открыть дверцу — и выхватываю пистолет из подмышечной кобуры.
Обычный паренек лет двадцати двух в черной бейсболке, козырек которой закрывает половину лица, кожаной куртке, джинсах и высоких ботинках типа десантных — так одеваются многие его ровесники. Только вот в походке, в наклоне головы что-то напряженное, болезненное, будто шею свело судорогой. Правая рука в кармане и, как бы не видят ни «вольво», ни меня, он идет прямо на нас. Не думаю, что он сообразил, что у меня в руке пистолет, скорее, заметил движение, не такое, какое хотел увидеть, и нервишки сдали. Парень выхватил из кармана пистолет.
— Ложись! — крикнул я шефу, присел за капот машины и дважды выстрелил.
Киллер, видимо, от испуга нажал на курок, а может, я попал ему в плечо. Его пуля срикошетила от асфальта и ушла вверх, пистолет упал рядом с оставленной ею выбоинкой. Наемный убийца затравленно глянул по сторонам, развернулся и побежал в обратном направлении, прижимая левую руку к правому плечу. Значит, я не разучился стрелять по живым мишеням.
Я на бегу подхватил его пистолет ТТ, на всякий случай — за ствол. За углом здания киллера поджидали белые «жигули» пятой модели, которые сразу же рванули, едва он оказался в машине. Номер я запомнил, стрелять вдогонку не стал: не в киношке снимаюсь.