Нагота
Шрифт:
После двадцати лет семейной жизни Гунар больше не питал никаких иллюзий. Их раздоры всегда были с ними, ежечасно, ежеминутно. Их разлады были частью их самих, они присутствовали в них, как холестерин в крови, как отложение солей в суставах. Они таились в их слабостях, человеческих несовершенствах. При наличии доброй воли, постоянно проявляя осмотрительность и бдительность, еще можно было избежать нежелательных обострений, но временами ничего не помогало. И напрасно было бы допытываться — отчего это случилось?
Банальный взгляд, будто семейная жизнь с годами упрощается и упрочивается, ошибочен. На самом деле отношения все больше усложняются: что-то кончается, а что-то начинается (или, что хуже, не начинается) вновь. Теряется первоначальная стойкость. Просчеты становятся ощутимее. Но теперь-то они друг друга знали лучше и, взвешивая взаимные недостатки, могли точнее им в противовес отмерить то хорошее, что было в каждом. Кто-кто, а он прекрасно знал Асины достоинства: ее деловитость и настойчивость, ее твердость духа и выдержку, ее... да ладно, чего там, смешно сейчас заниматься инвентаризацией. Коротко и ясно: ни на кого (в том числе принцессу Анну и Софи Лорен) не променял бы он Асю. И точка. Спасибо за внимание.
Дождь припустил сильнее. По-летнему одетые встречающие были похожи на людей, выскочивших на минуту из дома (впрочем, они повыскакивали из машин). Лишь у немногих с собой оказались зонтики. Мужчины поднимали воротники, прикрывались лацканами, женщины держали над головами сумочки. Те, что уже разглядели своих, махали руками, выкрикивали приветствия. Под ногами у всех путалась какая-то вымокшая собака. Расстояние между двумя группами стремительно сокращалось, в обратной пропорции возрастало значение каждого последующего момента — притягивались два полюса нетерпения, разряжались заряды любви, высвобождались атомы ожидания.
— Ма-а! Ма-а-а! — Янис даже подпрыгнул.
Асе шагалось легко. И у других пассажиров, хотя лил дождь, глаза блестели. На лицах приятный загар.
Гунар был несколько растерян. От волнения похолодел затылок. Как всегда в подобных случаях, он почувствовал себя принужденно и скованно.
Янис первым бросился к Асе, подхватил сумки и, счастливый, завертелся вокруг нее.
— Ну, мои милые шалуны, как вы тут! — сказала Ася.
— Отличная погодка, не правда ли! — затараторил Янис. — Подожди, я выправлю твой зонтик. И дай мне багажную квитанцию.
Гунар уклонялся от Асиного взгляда, ему тоже хотелось быть веселым и уверенным в себе, но что-то удерживало, притормаживало.
Асин взгляд все-таки настиг его. Остановилась перед ним, вложила свою руку в его протянутую ладонь и бегло коснулась губами щеки. Никто не заметил, а он почувствовал, ощутил, воспринял — прижавшись лицом, Ася кончиком носа легонько потерлась о его щеку. Мелочь, пустяк, но этого потешного движения оказалось достаточно, чтобы вконец его растрогать. Напрасно он сомневался, напрасно терзался, соображал и прикидывал. Ася была рада встрече не меньше, чем он ее возвращению.
— Прикрой горло, — сказала она, — а то простудишься.
Теперь Ася вспомнила и про Вариса. Варис вежливо отошел в сторонку, попеременно поглядывая то на Асю, то через плечо на самолет. По всему было видно, он никак не сообразит, что ему делать с цветами. В конце концов решился и благородным жестом оба цикламена протянул Асе.
— Спасибо, Варис, — Ася была тронута. — Твоя мама шлет тебе приветы и просит ее извинить. Она задержится на день-другой в Москве.
Варис как будто не очень удивился, но по лицу его пробежала тень. Однако вежливой улыбкой он тотчас скрыл свое разочарование.
— Спасибо. Надеюсь, она здорова.
— Здорова. Все в порядке. А тебе не нужна никакая помощь?
— Спасибо. Мы с бабушкой живем хорошо.
— Ну, потопали, а я пошел за багажом, — ликовал Янис.
— Почему ты не в спортлагере? — спросила Ася.
— Непредвиденные перемены в графике. Мы с сеньором заняты ремонтом квартиры-ы-ы-ы.
— Пошли к машине, — сказал Гунар, — такой отвратительный дождь.
Но в голосе его звучала радость. Асин локоть он держал предупредительно и крепко, совсем как в первые дни знакомства. Возвратившаяся Ася казалась немного чужой, к ней еще предстояло привыкнуть.
Гунар был счастлив, однако скованность не проходила, в мыслях он уже рисовал себе возвращение в их горелую квартиру. Теперь-то он знал со всей определенностью: что-то кончилось и что-то начинается. Шли они, будто во сне, будто играя в жмурки, — с завязанными глазами, вытянув перед собою руки. Не представляя, что там впереди. Может, стена, отделяющая то, чего они хотят, от того, что могут.
Но сейчас они снова вместе, и ведет их надежда.
В ПОИСКАХ ГАРМОНИИ
Тридцать пять лет тому назад молодой латышский журналист Скуинь опубликовал свои первые рассказы. Всесоюзная известность пришла к нему в начале 60-х годов, вместе с романом «Внуки Колумба». Героями писателя стали юные романтики, шагнувшие от школьной парты к заводскому станку или уезжающие на комсомольские стройки. Жажда подвига переполняла их сердца, готовность служить Родине согревала души. Они причисляли себя к беспокойному племени открывателей новых земель и истин, наследников великих ученых и мореплавателей прошлого. Их молодость начиналась вместе с сообщениями о первых полетах в космос, о грандиозных успехах шестого пятилетнего плана.
Роман Скуиня подкупал читателя новизной его героев. Манера письма, избранная автором, свидетельствовала о его способности сливаться со своими персонажами, жить их заботами, говорить их языком. «Стиль романа органичен — тонко соответствует тому жизненному материалу, который избран автором», — писал А. Бочаров в послесловии к одному из изданий «Внуков Колумба». В то же время критик отмечал и известную схематичность замысла романа.
Следующий роман — «Форнарина» — имел много общих точек соприкосновения с предыдущим. Героиней его стала молодая жена рижского художника Ина, решившая после смерти мужа уехать на строительство ГЭС. Став водителем «КРАЗа», она ощутила себя полноценной личностью в обществе людей, сильных духом, живущих напряженной трудовой жизнью.