Награда для Иуды
Шрифт:
Полуйчик объяснил, что, по его информации, троица аферистов неплохо заработала, провернув пару операций, они кинули богатую страховую компанию. Этих парней нужно опустить на все деньги, потому что они якобы не делают взносы в общак. Но аферисты залегли на дно в подмосковном Талдоме, и в ближайшее время не хотят подниматься на поверхность. Полуйчика, разумеется, не волновало пополнение общака, он пекся только о собственной выгоде, потому что по своей природе – последняя сволочь.
Короче, Полуйчик поедет к Барберу, попросит его по старой дружбе выбить долги из карточного игрока Штопора, тем самым выманит аферистов из их логова под удобным предлогом. Пока Барбер станет искать каталу в Москве, его дом прошмонают, потому что деньги, скорее всего, спрятаны где-нибудь в подвале или на чердаке. «Я спишу твой должок, – пообещал Полуйчик. – А ты выполнишь мою просьбу. Я дам тридцать штук, которые ты положишь в тайник. Барбер, разумеется, изобьет тебя смертным боем, заберет эти деньги и передаст обратно мне за вычетом своих процентов. Согласен?» «А у меня есть выбор?» – спросил Штопор. «Только не отдавай деньги сразу, – предупредил Полуйчик. – Сначала натурально помучайся». Штопор подставился Барберу в одном из кабаков, затем мужественно вытерпел побои и, когда ему проткнули гвоздем ляжку, выложил деньги.
Однако план развалился: в талдомском доме денег не нашли. Тогда мстительный Полуйчик, загодя просчитывавший все варианты, закопал тротил в подвале под кучей картошки. Через милицейского стукача, сообщил в ГУВД области, что в Талдоме окопалась банда террористов, которая что-то готовит в Москве. Менты проглотили крючок, потому что получили сведения из надежного источника. И утроили штурм дома, но живым взяли одного Барбера. Прошло какое-то время, и Полуйчик снова явился к Штопперу, сказал, что теперь тот должен выступить на суде свидетелем обвинения. «Но мы договаривались совсем о другом», – попробовал протестовать Штопор. «Как хочешь, – ответил Полуйчик. – Но долг и проценты по нему остаются на тебе». Возможно, Штопор и его супруга выступили в суде не слишком убедительно, статью о терроризме Барберу так и не пришили, зато намотали срок за убийство мента, хранение взрывчатки, оружия и героина. А у Полуйчика появилась новая возможность поискать и найти деньги, спрятанные Барбером. И Штопор не знает, увенчались ли эти поиски успехом.
– Я все рассказал, как было. Теперь мне можно встать?
От неподвижного сидения на одном месте у Штоппера занемели ноги и спина. Его тошнило от запаха нечистот, от страха, от мух, злых августовских мух, облепивших голую кожу. От духоты кружилась голова, а горло сделалось горячим, как высохший колодец.
– Я больше не могу так сидеть. Спина занемела. Я должен встать.
– Потерпишь, – отозвался Барбер.
– Поймите, у меня не было выбора.
– Чушь, выбор есть у каждого из нас.
На глаза каталы навернулись слезы, он хотел, чтобы Барбер увидел эти слезы искреннего раскаяния, но побоялся повернуть голову назад.
– Я ошибся. И сожалею о том, что сделал.
– Сегодня ты снова ошибся. Пошел в сортир и не надел каску.
Штопор услышал смех, который показался ему карканьем ворона. Почувствовал, как ствол пистолета снова уперся ему в затылок. Сухой хлопок выстрела поглотил визг циркулярной пилы и удары молотков. Штоппер спиной повалился в выгребную яму, подняв фонтанчик нечистот. Барбер приладил доску на прежнее место, нашел в траве стреляную гильзу и напрямик через поле зашагал к дороге.
Труп Штоппера обнаружил один из рабочих, когда после полудня подошел к будке сортира. Он долго стучал в запертую изнутри дверь, но ответа не было. Тогда молдаванин подергал ручку, крючок выскочил из скобы. Рабочий, сделав пару шагов вперед, наклонился над ямой и увидел человеческую руку, торчащую из дерьма. Бросился к дому, на бегу подтягивая штаны. Через пять минут строители сбегали к коменданту товарищества за багром и толстой веревкой. Выудили тело из ямы, оттащили подальше от сортира и обмыли водой из резиновой кишки. Затем перевернули Штоппера со спины на живот, снова полили водой и только тогда заметили темное отверстие в затылке, прикрытое спутанными волосами. Кровотечение уже остановилось. Что это за дырка, поняли не сразу. Во время всех этих перетаскиваний тела с места на место, обмывания и других важных процедур с пальцев Штоппера исчезла массивная печатка из белого золота и перстень с алмазом, а с шеи тяжелая цепочка.
Теперь вся бригада из семи человек, загоревших до черноты мужиков, стояла над мертвым хозяином, словно почетный караул. Курили сигарету за сигаретой, с ожесточением отгоняли мух, решая, что делать, с чего начать. Звонить супруге Штоппера или первым делом обратиться в милицию?
– Он оступился на мокрой доске, упал туда спиной. И утонул. Дерьмом захлебнулся, – выдвинул версию один из рабочих. – Там ведь глубоко.
– Глубоко, – передразнил бригадир. – А дырка в затылке?
– Сначала надо ментам звонить.
– Успеется с ментами, – сказал бригадир. – Он не заплатил нам за последний месяц.
– И теперь уж не заплатит, – ответил кто-то. – И его жена, эта пучеглазая стерва, не заплатит. Скажет: знать ничего не знаю. Напрасно пахали, как проклятые. Черт, нас обманул покойник. Вот же анекдот.
Бригадир, глубоко затянувшись сигаретой, задумался. Наконец, приняв решение, он кивнул на высокие штабеля обрезной доски и вагонки. Еще подумал и показал пальцем в сторону машины, стоявшей под навесом. Строители понимали бригадира без слов. От досок нужно избавиться немедленно, скинуть товар за полцены, благо, что покупатель есть на примете. А в машине не мешает поискать деньги. Хоть какая-то компенсация за труды.
Часть вторая: Встряска
Глава первая
Допрос Максима Елисеева следователь Закиров решил провести в одном из кабинетов межрайонной прокуратуры, просторном и светлом, хозяин которого сейчас находился в отпуске. Закиров был настроен решительно: если хозяин «Каменного моста» вздумает лгать или играть в молчанку, он предъявит Елисееву официальное обвинение в пособничестве преступникам и, пожалуй, сумеет подписать постановление о заключении страховщика под стражу.
Разложив на столе бумажки, Закиров задал обычные вопросы о месте и времени рождения свидетеля, занес ответы в протокол. Елисеев поставил локти на стол, но, заметив несколько свежих кровавых пятен на краю столешницы, убрал руки, чтобы не испачкать рукава светлого пиджака. Он скосил взгляд на пол и там увидел багровые разводы, кое-как замытые тряпкой. Кровь на ножке стола, даже на подоконнике. Похоже, вчера тут чуть не до смерти забили человека. Елисеев передернул плечами, будто его знобило. Видимо, с подозреваемыми в прокуратуре не привыкли церемониться, вести долгие беседы за жизнь. Сразу кулаком в морду. Вроде как для знакомства.
– Вы родились в поселке Краснознаменское под Брянском? – переспросил Закиров.
– Совершенно верно, – промямлил Елисеев.
Он не отрывал взгляда от кровавых пятен на столешнице. Кровь притягивала взгляд, душу лапал холодными пальцами животный страх, а мысли катились по наезженной колее. Может статься, и с ним, Елисеевым, так обойдутся. Дверь откроет какой-нибудь мордоворот со свиным рылом и начнется… Ведь не сам же Закиров кулаки отбивает, для этого дела другие люди имеются, так сказать, высокие профессионалы и знатоки своего дела. Измордуют, проткнут печень вязальной спицей, пустят кровь из ушей. А потом отправят в камеру следственного изолятора, битком набитую сексуальными извращенцами, насильниками и убийцами, которые для начала утопят в параше его человеческое достоинство. А самого Елисеева, его самого… Господи, об этом даже думать стыдно.