Нагуаль
Шрифт:
Джеймс раздраженно дернул головой, возвращая внимание на дорогу. Я сидела рядом с ним, свернувшись на широком удобном сидении в клубок, закусив костяшки пальцев, и разглядывала его мужественный профиль. Не так давно он целовал меня до холодного пота и противной дрожи в ослабевших коленях, этот мужчина, состоящий из противоречий. Он хочет меня – и в то же время отталкивает. Вроде бы заботится – а вроде бы и нет. Я бы засомневалась, что мы на самом деле супруги, если бы не абсолютная, железобетонная уверенность всех окружающих, что мы пара, что мистер Уорнот рядом со мной находится
– Ты бы помог мне вспомнить, если бы рассказал немного, – робко предложила я.
– О чем?
– О нас. Как давно мы женаты?
Джеймс выстрелил в меня коротким взглядом, значение которого я не смогла понять.
– Три с половиной года.
Значит, три с половиной… Двадцатилетняя студентка Кристина стала замужней достаточно скоро после того, как поднялась по ступеням университета в последний известный мне день. Может, это все-таки та любовь, о которой мне мечталось?
– Мы хорошо жили? Это был брак по любви?
Уголок губ Джеймса дрогнул, его рот искривился, видимо, обозначая улыбку.
– Любовь с первого взгляда, – заговорил он негромко и вкрадчиво, вглядываясь в дорогу, – с того момента, как мы столкнулись в твоем любимом кафе. Мы были счастливы. Очень. Я каждый день не мог дождаться вечера, когда снова увижу тебя. А твои маленькие сюрпризы? Ты обожала устаивать мне их. В свадебном платье ты была очень красивая.
Конечно, мне хотелось петь от этих слов. Да! Да! Мы любили друг друга! Мы друг без друга жить не могли! Часть меня после катастрофы еще оставалась той двадцатилетней Кристиной, которая обожала сидеть на подоконнике по вечерам с чашкой какао на коленях, смотреть в темноту и грезить о принце.
– А почему я попала в аварию? Мы поссорились из-за чего-то? Я психанула и села за руль, да?
Джеймс помолчал, улыбка, как приклеенная застыла на его лице.
– Я не знаю, – ответил он, наконец, ровным голосом. – Меня в тот вечер не было рядом.
Ладно, невозможно же узнать ответы на все вопросы сразу, здесь и сейчас. Если он не мог или не хотел пока рассказывать мне правду, я решила выведать хоть что-нибудь еще, все, что сумею. Взгляд упал на руки Джеймса, державшие руль: часы на запястье, длинные, сильные пальцы, на безымянном левой руки поблескивает тонкое кольцо из белого золота.
– А где мое обручальное кольцо? Тебе его отдавали вместе с другими моими вещами?
Я надеялась, что этим вопросом убью двух зайцев: получу информацию и плавно подведу-таки мужа к необходимости объясниться за свое поведение. Но Джеймс лишь пожал плечами.
– Нет. Его там не было.
«Так почему же ты вообще их забрал?!» – захотелось вдруг завопить мне, но я сдержалась. Вместо этого коснулась его бедра. От прикосновения Джеймс слегка вздрогнул, и я в который раз подумала, что внутри он далеко не так спокоен, каким хочет казаться.
– Можно я посмотрю твое?
Остановившись на светофоре, он протянул мне руку, тонкий ободок выделялся на загорелой коже. Я провела кончиками пальцев по рельефной поверхности, покрутила
– Мое кольцо похожее? – спросила я.
– Они парные.
– Что написано на моем? – я неохотно подняла взгляд. Дышать одним воздухом в салоне с непонятным мне мистером Уорнотом и не покрываться липким потом не удавалось. – «Фэй от Хантера»?
Джеймс отобрал руку и кивнул, трогаясь с места на зеленый.
– Значит, я – Фэй?
– Угум.
– А ты – Хантер?
Он ядовито усмехнулся моим попыткам корчить из себя Капитана Очевидность.
– Выходит так.
– Кто придумал нам эти дурацкие клички?
Несколько секунд Джеймс занимался тем, что увлеченно следил за дорогой. Пожалуй, даже чересчур сосредоточенно.
– Значит, это правда? Врачи не ошиблись? Ты совсем ничего не помнишь?
Мне стало обидно. Выходит, первому моему признанию он не поверил?!
– Я бы не стала тебе врать, Джеймс, – проворчала я и отвернулась к окну.
– Ну конечно, – снова ровным голосом отозвался он, – само собой, Кристина.
Почему-то мое родное, привычное имя прозвучало в его устах, как издевка. Я уже слышала, как он называет меня «Фэй» – содрогаясь от злости и возбуждения при этом. Фэй волновала его, к ней Джеймс не умел оставаться равнодушным. «Кристина» он произносил, будто обращался к пустому месту, и от этого мне становилось обиднее и больнее вдвойне.
– Можешь дать мне телефон? – не попросила, потребовала я, а когда муж повернулся, даже руку вверх ладонью протянула. – Мой телефон. Верни его.
– У меня нет его с собой, – отмахнулся он.
– Тогда свой. Дай, пожалуйста.
– Зачем?
– Сделать один звонок. Родителям, – я с трудом держала себя в рамках «не жаловаться, не скандалить, не просить», хотя очень мечтала их нарушить. – Дашь?
Он вынул из кармана брюк мобильник и вручил мне. Я разблокировала экран, попутно размышляя, что и в технике за четыре года произошли изменения. Впрочем, с меню справиться удалось, и в трубке зазвучали гудки. Мамин телефон был так же выключен, а вот отец ответил после третьего гудка.
– Джейми, сыночек, рад тебя слышать! – проворковал он таким до боли знакомым мне голосом, выговаривая слова с характерным русским акцентом: все согласные – твердые. Папа родился у бабушки уже здесь, но из-за того, что она активно вращалась в кругах русской общины, с детских лет перенял такую манеру речи и уже не смог, а может, и не захотел разучиться. Да, папин голос я бы узнала из миллиона других.
К моей уже и так двухтонной обиде, добавилась третья тонна. Я была единственным ребенком в семье и на вполне законных основаниях привыкла, что вся родительская любовь, все обожание и вся забота достаются лишь мне. Это меня на протяжении двадцати лет звали «Кристиночкой» и «доченькой», это на мои звонки отвечали с радостью и облегчением, а теперь выяснилось, что мистер Уорнот стал для папы «Джейми» и «сыночком»?! Да, мелкая детская ревность в два счета охватила и сожрала мое нутро, и я бы очень удивилась, если бы у кого-то на моем месте получилось иначе.