Нагуаль
Шрифт:
Джеймс молчал, видимо, опять не желая комментировать очевидное, а я просто побоялась, что если так и останусь на пороге, то трусливо сбегу на улицу, поэтому очертя голову ринулась в бой. Добралась до спальной зоны, отодвинула в сторону дверцу шкафа-купе: похоже, то была половина Джеймса, потому что взгляду предстал ровный ряд из нескольких костюмов и чистых сорочек. Повернулась, изучая аккуратно застеленную кровать, установленный перед ней широкоэкранный телевизор, и застыла, заметив, как смотрит на меня муж: словно я превратилась в заблудившуюся в чаще лань, а он – в тигра, готового к броску. Сглотнула, пошатываясь на высоте неудобных туфель.
– Ничего не узнаешь? –
– Врачи не рекомендовали мне пить, – бросила я вдогонку, слушая грохот крови в ушах.
Вот и наступил тот неудобный момент, о котором я старалась не думать по дороге сюда. Мы с Джеймсом наедине в нашей (или только его?) квартире и считаемся супругами, а супругам положено вести вместе общий быт, разговаривать о чем-то и… тут я посмотрела на широкую, какую-то неуютную и холодную кровать. Или она казалась мне таковой из-за неловкости, которую я испытывала к Джеймсу? Меня не отпускало ощущение, что мы с ним – мимолетные знакомцы, притащившиеся домой из ночного клуба после получаса общения: на этой стадии легко залезть в постель, но очень трудно продолжать вести беседы. И, по крайней мере, заваливаясь с мужчиной на одну ночь любви, ты совершенно точно знаешь, что даже если тебе и будет за свое поведение стыдно, это решится просто – завтра утром ты убежишь отсюда и больше никогда его не увидишь.
А мне бежать было некуда.
Джеймс, тем временем, схожих проблем не испытывал. Он вынул из холодильника бутылку шампанского, умело ее открыл и наполнил два бокала. Удерживая их за тонкие высокие ножки, приблизился ко мне. Пузырьки длинными извилистыми струйками бежали со дна наверх, и я, как загипнотизированная, следила за их танцем. Все, что угодно, лишь бы не смотреть в глаза мистеру Уорноту, мужу двадцатилетней Кристины, но не моему.
– Очнись, – тихонько рассмеялся он.
Я послушно подняла взгляд, выбрав очень удобную точку на его слегка небритом подбородке, прямо под нижней губой.
– Доктор говорил, что мне пока не следует…
– Выпей, Кристина, – голос Джеймса звучал мягко, и это тоже заставляло меня дрожать. – Ты вся как комок нервов. Отметим твое выздоровление.
– Почему ты не приходил? – стиснула я кулаки.
Что-то подспудное, интуитивное, пусть небольшой, но все же опыт прошлых лет говорили мне, что когда мужчина говорит так тихо и мягко и подходит к женщине с двумя бокалами шампанского в руках, это может закончиться по-разному. Хорошо или плохо – смотря с какой точки зрения поглядеть. И да, черт возьми, мне нравился Джеймс, нравился с самой первой секунды, как я увидела его через проем больничной двери, сотрясаясь от страха в палате – и именно потому, что он мне нравился, я не хотела представлять, что мы сейчас займемся любовью на одну ночь. Я хотела сначала понять его, проникнуть в его душу, убедиться, что мы сможем сосуществовать бок о бок долгое время – и тогда смело отдаться всем диким фантазиям, которые он рождал в моей голове, когда криво ухмылялся, или темнел глазами, или расслабленно курил за рулем.
Я хотела ощутить себя миссис Джеймс Уорнот в полном смысле этого слова и поэтому решила все-таки отступить от прежнего плана, который составила, еще не понимая нынешнего положения, и заняться любимым делом всех супруг. Я решила выяснить отношения.
– Куда не приходил? – уточнил Джеймс, как показалось моему воспаленному воображению, с легкой издевкой. Наверное, он злился, что я заставляю его стоять в глупой
– В больницу. Почему ты не навещал меня? Ни разу за все время!
Я по-прежнему смотрела в точку на его мужественном подбородке, но на секунду все же отвлеклась и заметила, что его брови удивленно ползут вверх.
– Потому что ты бы этого не захотела, Фэй! Ты же не любишь, когда тебя видят больной или усталой! Я был уверен, что ты и сама меня не ждешь.
– Да? – растерянно протянула я. Вот уж никогда бы не подумала! Кристина-Кристина, ты же была нормальной девочкой, которая никогда не отмахивалась близких лишь потому, что тебя, видите ли, узреют больной! – А почему ты забрал все мои вещи?
– Потому что ты любишь все новое. Это же твой пунктик, Фэй! Та одежда была грязной, я выбросил ее, не раздумывая. А ты бы надела ее второй раз?
Я пожала плечами. Новое, значит. Да уж, пакет со свежекупленными вещами как нельзя лучше вписывался в версию.
– А почему не купил белье?!
Нижняя губа Джеймса, которую я прожигала взглядом, дернулась в ухмылке.
– Ты не носишь нижнего белья.
Черт. Черт, черт, черт! Мне совершенно не нравились мои новые пристрастия. Нет, я не возражала против принципа покупать все новое, раз уж супруг так спокойно этому капризу потакал, и вполне обошлась бы без нижнего белья, устраивая любимому сюрприз только для двоих, но при выписке из больницы, а вдобавок и под обстрелом напавших журналистов я чувствовала себя голой! И сейчас тоже себя такой продолжала ощущать, стоя лицом к лицу с Джеймсом, потому и заставляла его оставаться с шампанским по другую сторону придуманных мной же баррикад. Хотя, судя по ответам, он все-таки заботился обо мне, исходя из моих же собственных привычек, а не отвернулся, как бессовестная скотина, которой – так, на секундочку – я тоже приготовилась его представить.
– Почему ты назвал меня дрянью? – выпалила я последний, самый сокровенный вопрос. – В палате… почему ты… за что?
Джеймс молчал, и я чувствовала его прямой, в отличие от моего, взгляд на своем лице, и воздух между нами снова становился горячим, густым и сахарно-сиропным, и сердце мое колотилось, через силу качая бурлящую кровь, но я тоже сохраняла молчание и ждала ответа. И решила, что буду ждать хоть до старости, но заставлю мистера Уорнота ответить.
– Мы поссорились, – наконец разлепил губы он. – Накануне дня, когда ты попала в аварию. Я пришел к тебе, все еще помня об этой ссоре. А ты?
Я покачала головой и робко подняла взгляд чуть выше, на кончик его прямого носа.
– Из-за чего мы поссорились?
– Из-за чего ссорятся все пары, Фэй? – усмехнулся он и в очередной раз протянул мне бокал. – Кто-то что-то сказал, слово за слово, все вспыхнуло и понеслось под горку. Выпей. У тебя дрожат губы. Ты как напуганный котенок.
Когда я взяла бокал, наши пальцы соприкоснулись.
– Ты мог бы больше не называть меня «Фэй»? – попросила я и осмелела вконец: посмотрела Джеймсу прямо в глаза поверх ободка бокала, делая совсем крохотный глоток, едва смочив спиртным кончик языка. – Спасибо.
Мы продолжали стоять, глядя друг другу в глаза, и по закону жанра теперь, когда некоторые недопонимания развеялись, мне следовало его поцеловать или обнять хотя бы. Но первой вешаться на шею Джеймсу я не желала, а он активных шагов не предпринимал, наслаждаясь лишь тем, что разглядывал меня в упор, словно сверлил взглядом самую душу, и поэтому решать что-то пришлось самой.
– Можно я посмотрю, какой здесь вид? – сжимая во вспотевших пальцах бокал, я обогнула Джеймса и пошла к балкону.