Наи?ди меня
Шрифт:
– Хочу съездить к Тамаре, – объявила вдруг я.
– Это еще кто? Очередная любовница Самойлова?
– Женщина, что нашла и выходила Мишу. Он собирался к ней вернуться.
– И зачем она тебе? Ревнуешь, что ли? – Илья скептически загнул бровь, я постаралась объяснить:
– Понимаешь, Олег совсем не переживал насчет Миши, и потом он искал его у меня. Помнишь, он пришел ругаться и спросил: «Где он?», я тогда не поняла, о ком это, и показала тебя? Так вот, я думаю, он мог знать, что Миша живет в деревне.
– Мысль интересная, но сегодня ехать в деревню уже поздно, отложим на завтра.
Краснов привез меня домой и распрощался. Оказавшись в одиночестве, я растерялась. Первым делом скинула ужасное, тесное платье и засунула в стиральную машинку, подошвы туфель вымыла с мылом. Чем еще себя занять, придумать не смогла и отправилась пить чай. Вид сковородки с остатками жареной картошки выбил из колеи. Я сползла по дверце холодильника и, прижимая к себе несчастную утварь, разрыдалась. Сначала из горла вырвался лишь сдавленный всхлип, но спустя пару прерывистых, больше похожих на кашель, истерика пошла по нарастающей. Кажется, таблетки Краснова перестали действовать, а новую он забыл мне выдать. Я ревела белугой, сотрясаясь всем телом, вторя мне, звякала крышка от сковородки, которую я так и не выпустила из рук. Скажите, как так может быть, что человека уже нет, а обед, который он для меня готовил, я преспокойно держу в руках? Почему вместе с почившим не истаяло все, что имело к нему отношение, оставив взамен лишь дымку воспоминаний? Без поддержки таблеток, бетонной стеной ограждавших от тяжелых эмоций, я чувствовала себя потерянной. Жалкой и беспомощной. Мысли о том, что Михаил выбрал меня только лишь из-за внешнего сходства с первой любовью, подбрасывало веток в костер.
В итоге спустя час я чувствовала себя абсолютно разбитой и самой несчастной и одинокой на свете. Подозрительная поддержка Краснова – не в счет! Его мотивы так и остаются для меня загадкой. Допустим, поначалу еще можно было все списать на нашу договоренность, но неделя прошла, Миша давно нашелся, а Илья так и присутствует в моей жизни. В баечку о зарождающихся чувствах я не поверила. Была бы лет на десять моложе, тогда бы точно купилась, но сейчас – нет. Не верю я уже, что лишь неземная красота может заставить мужчину вершить подвиги во имя ее обладательницы, эпос про Елену Троянскую сильно преукрашен. А может, мужчины, попадавшиеся на моем жизненном пути, были сплошь не герои?
35
Вечер я закончила просмотром наших общих с Мишей фотографий, которые я бережно хранила в тощем – не чета Софьиному – альбоме. Слезы капали и оставляли неровные круги на дорогих сердцу изображениях, отчего плакать я принималась только горше.
Наутро смотреться в зеркало было противно. Опухшие веки наглядно показывали, что я делала прошлым вечером, на душе было тоскливо и безнадежно. Организм требовал таблетки, которая могла отодвинуть все это на задний план, поэтому, даже не успев позавтракать, да и нечем особо было, я набрала Краснова.
– Привет, ты приедешь? – не стала я размениваться на любезности.
– Уже мчу к тебе, дорогая, – был мне беззаботный ответ, и я в нетерпении отправилась ставить чайник.
Долго и тщательно умывалась холодной водой, растирала лицо полотенцем – не помогло, в зеркале все так же отражалось узкоглазое чудовище. Плюнула на все и переоделась в джинсовые шорты и футболку, краситься не стала – не поможет.
– Ого! – присвистнул Илья при виде меня, льстить для разнообразия не стал. Я посторонилась, и тот вошел в квартиру. – Смотрю, ты вчера времени даром не теряла, да? Убивалась весь вечер?
– Не твое дело, – огрызнулась я. Цветущий вид мужчины больно бил по чувству справедливости, и я все никак не могла взять в толк, как кто-то, учитывая ужасную трагедию, случившуюся с Мишей, может продолжать радоваться жизни? – У тебя успокоительные с собой, кстати?
– А что? – Краснов вперился в меня взглядом, который мне до жути не понравился. Так врач смотрит на пациента перед тем, как сказать, что у того все плохо.
– Пора принимать, а у меня своих нет, – нетерпеливо объяснила я.
Попасть бы уже скорее в вакуум без чувств, раздирающих душу в клочья! Покой мне был необходим даже больше, чем завтрак, поэтому разговор получался агрессивным, непонятливость Ильи злила.
– Ты их больше не получишь, – серьезно покачал тот головой. – Кто ж знал, что ты так быстро пристрастишься. Я не собираюсь собственными руками превращать тебя в овощ.
– С какой стати ты за меня решаешь? – закричала я, не справившись с эмоциями. – Это только мое дело, как я буду проживать свое горе!
– Вот именно – проживать! – тоже повысил голос мужчина, после уже спокойно продолжил: – Проживать, а не избавляться от собственных чувств. Не надо заглушать их таблетками, – он подошел ближе, схватил меня за плечи и легонько встряхнул. – Поплачь, выговорись, хочешь, разбей что-нибудь, только не подсаживайся на таблетки, – Илья прижал меня к себе и прошептал рядом с ухом: – Это не выход.
Мою плотину в очередной раз прорвало, кажется, бобры, что ее строили, серьезно схалтурили. Смешалось все: разочарование от того, что таблеток не будет, горе по вновь обретенному и потерянному уже навсегда жениху, растерянность от нового и пока не понятного места в жизни… Я вновь разрыдалась. Илья позволял лить слезы на светло-бежевую летнюю рубашку, прижимая меня к себе, и в успокаивающем ритме похлопывал по спине. Я мелко тряслась в его крепких руках, будто само горе било меня разрядами тока в самое сердце. Кажется, рубашка Краснова пришла в негодность после того, как я измяла дорогую ткань кулаками и просолила слезами. Он ничего не сказал.
Не знаю, сколько времени мне понадобилось, но Илья не торопил. После истерики мне стало немного легче. Боль и горе никуда не ушли, но я приняла их, позволив им быть, и отказалась от потребности замаскировать или проигнорировать, а с любой частью себя можно научиться жить, главное – от нее не отрекаться.
– Завтракала? – Илья отодвинул меня от своей подмышки, где я уже успела пригреться и затихнуть. Я отрицательно покачала головой и шмыгнула носом. – Так я и думал. Поехали, по пути куда-нибудь заскочим.
Я в очередной раз умылась ледяной водой, кажется, мои глаза стали еще меньше, к ним добавились пятнистые отекшие щеки и припухший нос. Похожее лицо я видела только один раз в жизни, когда друга детства укусила пчела. Только тогда это казалось смешным, сейчас же – сердце сжималось, когда я вспоминала о причине такого своего внешнего вида.
Илья снял рубашку и попытался просушить ее феном. Не помогло: неровные пятна с побелевшей окантовкой от слез явственно проступали на тонкой ткани. Пришлось предложить ему одну из Мишиных футболок. Куда теперь девать его одежду? Футболка хоть и оказалась напарнику слегка великоватой и в целом смотрелась на чужом мужчине непривычно, вполне подошла.