Наивная смерть
Шрифт:
Рэйлин сделала грациозное плие.
– Это еще не все, – буквально пропела она.
– А что еще?
– Может, я вам скажу, а может, и не скажу. Вас запрут в сумасшедшем доме, если вы кому-нибудь скажете, что я это сделала.
– Не хочешь говорить – не надо. Все равно уже поздно, а у меня, между прочим, сегодня выходной. – Ева поднялась на ноги. – Я и так уже потратила на тебя слишком много времени.
На цыпочках, округлив руки над головой, Рэйлин обошла Еву кругом.
– Вы никогда, ни за что не догадаетесь.
– Стара я уже играть в угадайку, малышка.
С тихим стуком Рэйлин опустилась на пятки.
– Не смейте от меня уходить! Я еще не закончила. Это я вас побила. Я победила! А вы ведете себя неспортивно.
– Подай на меня в суд. – Ева потянулась к ручке двери.
– Я убила в первый раз, когда мне было семь.
Ева остановилась, повернулась спиной к двери и прислонилась к ней.
– Бред собачий.
– Будете ругаться, я вам не скажу, как убила моего маленького братика.
– Он упал с лестницы. Я читала отчеты следователей. Все заметки, все файлы.
– Они тоже были дураки.
– И ты хочешь, чтоб я поверила, что такая малявка, как ты, все это провернула, и никто не знает?
– Я могу сделать все, что захочу. Я его разбудила рано-рано. Пришлось ему рот зажать, когда он захихикал. Но он меня послушался. Он всегда меня слушался. Он меня любил.
– Да уж, держу пари, – сказала Ева, чувствуя, что еще немного, и она не сможет притворяться, разыгрывать непринужденный интерес.
– И он вел себя тихо, как я ему велела. Я сказала, что мы спустимся вниз и посмотрим игрушки, а может, и Санту увидим. Представляете, он верил в Санту. Такой тупой! Просто смех. Все равно они сами виноваты.
– Кто «они»?
– О господи, родители, конечно. Вообще не надо было его заводить. Вечно он путался под ногами, и они проводили с ним гораздо больше времени, чем со мной. А ведь я была первая!
– Ты столкнула его с лестницы?
– Это было просто. – Рэйлин выполнила легкий балетный прыжок и снова взяла банку с шипучкой. – Один толчок, и он покатился вниз – бум, бум, бум. Щелк! Вот и все. – Она захихикала и глотнула шипучки. А Еву чуть не стошнило. – А потом все пошло правильно, как и должно было быть, – продолжала Рэйлин. – Я получила в то Рождество все игрушки. Все, что мне пришлось сделать, это заплакать, когда папа стал убирать те, что предназначались для Трева. Я получила все. А теперь все игрушки дарят только мне.
Рэйлин исполнила еще один пируэт, потом гран плие, потом глубокий реверанс.
– Держу пари, вас еще никогда не обыгрывала десятилетняя девочка. Я лучше всех на свете. Лучше, чем любой коп. Ну, признайте это. Скажите. Скажите, что Рэйлин умнее и лучше всех, кого вы когда-либо встречали.
Тут раздался стук в дверь.
– Запомни, на каком месте мы остановились, – бросила ей Ева и открыла дверь. За дверью стояла Пибоди. Она протянула Еве дневник Рэйлин. – Так-так-так, что тут у нас?
– Где вы это взяли? Это мое! – Девочка в розовых джинсиках исчезла. Ева увидела перед собой озверевшего убийцу. Убийца бросился на нее. – Отдай! Отдай сейчас же!
Ева приняла на себя жестокий удар, стерпела даже впившиеся в кожу ногти, но удержала дневник на расстоянии, чтобы его невозможно было достать.
– Ну что ж, вот это мы называем нападением на офицера полиции. Рэйлин Страффо, ты арестована за…
– Заткнись! Тебе лучше бы заткнуться прямо сейчас, а не то пожалеешь. Это мой дневник, отдай! Мой папа заставит тебя заплатить!
Ева перебросила дневник Пибоди, потом схватила Рэйлин за плечи и развернула ее спиной к себе. Она надела наручники, не обращая внимания на вопли, плач и пинки Рэйлин.
– Это тебе придется заплатить. Ты была права, Рэй. Мне разрешают врать на допросах. На мне прослушки не было. Комната была на прослушке.
– Ты не зачитала мне права.
– Верно. Но мне и не нужно ничего из того, что ты мне сказала. У меня уже все есть. Из дневника, который мы вытащили из утилизатора мусора, от продавщицы, которая продала тебе «походную кружку», а ты подменила термос Крейга Фостера, от твоей матери. Она успела рассказать нам – до того, как ты попыталась ее отравить, – о том рождественском утре. Она знала, что ты встала раньше, чем пришла их будить.
– Тебе никто не поверит. – Лицо Рэйлин побагровело от бешенства, в нем не было ни капли страха. – Мой папа все исправит.
– Опять ошибаешься.
Ева крепко взяла Рэйлин под локоть. Под другой локоть ее подхватила Пибоди.
Оливер Страффо стоял в коридоре, в нескольких шагах от двери, и смотрел на свою дочь, как человек, которому снится кошмарный сон.
– Рэйлин.
– Папа! Папа! Они делают мне больно! Прогони их.
Он, пошатываясь, сделал два шага к ней.
– Он был всего лишь ребенком. Он был всего лишь маленьким мальчиком. Он так тебя любил. Как ты можешь такое делать, Рэйлин, с теми, кто так тебя любит?
– Это неправда, папа. Это все неправда. Она все врет. Я твоя любимая дочка. Я… Это мама сделала! Я видела, как она это сделала, папочка. Она толкнула Трева, а потом она убила мистера Фостера и мистера Уильямса. Я не хотела ее выдавать, папочка. Я не хотела, чтобы ее отняли у нас. Я…
– Замолчи. О боже! – Оливер закрыл лицо руками. – О боже!
– Уведи ее, Пибоди. Отвези ее, Миру и агента Детской службы в управление. Я приеду, как только смогу.
– Ты заплатишь, – шепнула Рэйлин Еве, пока Пибоди знаками подзывала патрульного себе в помощь. – Ты заплатишь, как и все остальные. Вот уж кому я отплачу с особенным удовольствием, так это тебе.
– Избалованные соплячки меня не пугают. Зачитай ей права, Пибоди, и оформи арест за три убийства и одно покушение на убийство. Мы добавим Адель Верси, когда у нас будут все данные.
– Папа! Папа! Не давай им меня забирать! Папа!
Ева отвернулась и подошла к Оливеру Страффо, ни разу не оглянувшись назад.
– Давайте пойдем и сядем, Оливер.
– У меня ничего не осталось. Ничего. Это мой ребенок. Моя дочь. Она… Я ее создал.
– Нет, не вы. Иногда нечто чудовищное рождается из чистого и порядочного. А бывает и наоборот. Можно стать порядочным, родившись из чего-то чудовищного. Уж я-то знаю, о чем говорю.