Наивный человек среднего возраста

Райнов Богомил Николаев

Однако он невольно сбавляет скорость, словно для того, чтобы иметь возможность лучше вникнуть в то, что я говорю, и я засчитываю себе ещё одно очко.

— Я никогда не шучу, говоря о таких вещах. Вы можете мне не верить, но для меня безопасность и спокойствие людей, с которыми я работаю, важнее собственной безопасности.

— А какая вам польза от того, что я буду ходить пить кофе в «Софии»?

— Не спешите, дойдём и до этого. «Софию» регулярно посещает одна молодая особа, которая меня очень интересует. Поясню, что интерес этот совершенно личный,

даже сердечный. Когда я покажу вам её фотографию, вы сами поймёте, что он вполне оправдан. Но вы должны также понять и другое: для нас тут связь с женщиной — дело очень деликатное, особенно если женщина такая, что от неё можно ждать чего угодно. Именно поэтому, прежде чем начать встречаться с ней, я хотел бы располагать некоторыми сведениями…

— А как я получу эти сведения?

— С помощью своих глаз, мой мальчик! Я не прошу вас говорить мне больше того, что вы сами увидите: с кем встречается эта молодая дама, как себя ведёт, в общем, такого рода мелочи.

— Знакомая сказка, господин Томас! — спохватывается шофёр. — Начинаем с мелочей, потом быстро переходим к серьёзным вещам.

— Поверьте мне, ничего серьёзного не будет.

— В эту игру на одном доверии не играют.

— Не спорю. Но я ни к чему другому вас не призываю, кроме как принять от меня пять-шесть тысяч.

— Сколько? — спрашивает Андрей, давая мне возможность засчитать себе ещё одно очко.

— Я говорю, к примеру, тысяч пять-шесть. Если же сведения вам придётся предоставлять долгое время, то и сумма увеличится. А если я попрошу вас о какой-нибудь другой услуге, то что вам мешает отказаться?

— Да, но тогда вы сможете меня оклеветать, — отвечает шофёр. И добавляет: — Мы въезжаем во Владаю.

— Поезжайте дальше. У нас прогулка без определённой цели. Да, так на чём мы остановились?

— Я говорю, вы меня можете оклеветать.

— Сказать, что вы давали мне сведения о какой-то девушке? Не будьте ребёнком! За это ещё никого не повесили.

Андрей молчит. Но выражение его лица свидетельствует о том, что он напряжённо обдумывает моё предложение. Я не собираюсь настаивать. И прежде чем покажу ему фотографию, внимательно послежу за его поведением сам или с помощью других. Любовная связь — дело необыкновенно деликатное. Пока достаточно того, что этот раунд закончился исключительно в мою пользу.

Вот мы уже и проехали село.

Я снова поглубже опускаюсь на сиденье и устремляю взгляд на зелёные холмы вокруг.

— Какой прекрасный день, правда? — произношу я почти с восторгом.

— День как день, — рассеянно отвечает Андрей.

— Нет, вы не правы. Посмотрите! — И я указываю на зелёные холмы перед нами. — Весенний день, мой мальчик… День любви… — И словно устыдившись того, что я так неожиданно размяк, добавляю: — В сущности, я ужасно сентиментальный человек…

Глава 6

Мне не хватает одного главного звена, чтобы образовалась единая цепь. Точнее, мне известны два-три момента, которые могли им стать, но я не решаюсь остановить свой выбор ни на одном из них. Поскольку, как сказал мой помощник, «а кого не раскрыли, то спрашивается: почему?»

Вообще я задаю себе множество вопросов. Шанс, имеющийся у меня, бывает очень редко и вряд ли выпадет ещё раз, это моя единственная возможность выплыть, и потому у меня нет никакого намерения спешить.

Но вот приходит день, когда Бенет заглядывает ко мне в кабинет и сообщает:

— Птица, о которой я вам говорил, внизу. Послать её к вам?

— Вы считаете, что мы сможем её поймать?

— А почему нет? Если только вы не брезгливы, — загадочно отвечает мой помощник.

Смысл его слов становится мне ясен через несколько минут, когда «птица» влетает в мой кабинет. Вид её действительно впечатляет: это высокий молодой человек о длинными сальными, давно не мытыми волосами, с растрёпанной рыжеватой бородкой, в потёртой кожаной куртке, в расстёгнутой на волосатой груди рубашке, узких обтрёпанных джинсах и к тому же босой. Единственный признак цивилизованности — это висящая через плечо гитара.

— Вы желали меня видеть, — самоуверенно говорит молодой человек, останавливаясь с вызывающим видом посреди кабинета.

— Если бы я знал, как вы выглядите, то вряд ли выразил бы подобное желание, — признаюсь я. — Советовал бы вам помыться, прежде чем ходить по учреждениям.

— Не считаю нужным следовать вашему совету, — отвечает высокомерно лохматый. — Вы, насколько мне известно, советник по вопросам культуры, а не гигиены.

— Да, но могу от советов перейти к действиям, если вы не будете держаться скромнее, молодая обезьяна! — произношу я, не повышая, однако, голоса.

— Не сердитесь, понял, — смягчается молодой человек. — Хотите, я вам что-нибудь сыграю?

— Здесь, в моём кабинете, играю только я. Сядьте! Если вас не затруднит, вон на тот деревянный стул.

Я указываю на стул у своего стола, и гость покорно садится.

— Вы, если не ошибаюсь, в третий раз приезжаете в Болгарию? С какой целью?

— У меня мать болгарка.

— Ох уж эти смешанные браки! — бормочу я себе под нос.

Нажимаю на кнопку магнитофончика, и по комнате разносится детская песенка. В посольстве у нас есть более надёжный и постоянно действующий глушитель, основанный на простом принципе текущей воды. Но сейчас я нарочно пускаю музыкальный глушитель, чтобы внушить уважение гостю и показать ему, что перехожу к серьёзной части разговора.

— И это вы называете игрой? — презрительно восклицает молодой человек, едва прослушав первые такты.

Не в силах сдержать своего творческого порыва, он вскакивает и начинает рвать струны гитары, неистово кривляясь всем телом и издавая хриплые вопли, пока, не выдержав, я не начинаю кричать, перегнувшись через стол:

— Прекратите!

Молодой человек замирает на месте точно так же, как вскочил.

— Вы служили в армии? — спрашиваю я уже совсем грубо.

— Я ещё студент…

— А я вам говорю, что через месяц вы будете солдатом.