Наивный наблюдатель
Шрифт:
— Если бы ты был марсианином, я бы убежала, и ты бы никогда меня больше не увидел. Они такие противные!
— Значит, я не похож на марсианина?
— Я этого не говорила.
Зимин окончательно запутался, он подождал немного, ему хотелось, чтобы Марго выразила свои чувства понятнее. Но она молчала. Он не выдержал и напомнил о своем существовании.
— Подробностей! Требую подробностей.
— Каких подробностей? О чем ты?
Зимин закрыл глаза и медленно сосчитал до десяти, обычно это помогало ему успокоиться. Он и раньше знал, что собирать материал для будущей книги — тяжелая, нудная, но необходимая работа, которую никто за него делать не будет.
Когда Зимин был маленьким, он уже тогда мечтал стать писателем. Это было еще в те далекие годы, когда этот термин что-то значил. Учительница, когда услышала про желание своего подопечного, сначала растерялась, хотела заплакать, потом, когда первый шок прошел, поставила Зимина в угол, чтобы в следующий раз тот серьезней отнесся к проблеме выбора профессии.
— Мария Ивановна, а что я такого сказал? — удивился маленький Зимин.
— Понимаешь, Зимин, есть вещи, о которых мечтать не следует.
— Но разве желание стать писателем — вещь?
— Так бы и дала по твоей дурацкой голове, да неохота терять надбавку за проверку тетрадей!
Нельзя утверждать, что замечание Марии Ивановны изменило представления маленького Зимина о жизни. Но он сделал выводы и затвердил их на всю жизнь: если писатели рассчитывают, что мысли и идеи, которые они высказывают в своих книгах, пусть даже самые простые и незамысловатые, однажды найдут отклик в широких слоях читателей, они глубоко заблуждаются. Надежда, что их поймут, настолько призрачна, что ею можно спокойно пренебречь. И не следует впредь забивать себе голову подобной ерундой. В дальнейшем он постарался оградить учителей от ненужных волнений, и это у него получилось. Тем более, что вскоре он попал к наставникам.
Впрочем, желание стать писателем у Зимина не пропало. Марии Ивановне не удалось обучить маленького Зимина умению правильно мечтать. А ведь это было одной из главных задач педагога. Почему у Марии Ивановны не получилось? Сыграла ли тут свою роль профессиональная несостоятельность учителя или все дело было в дефекте мышления трудного мальчишки? Сразу и не сообразишь. Но скорее второе.
Зимин обрадовался тому, что именно сейчас вспомнил про этот злосчастный инцидент. Ему показалось, что Марго знает про него что-то очень важное. О чем в свое время не догадалась Мария Ивановна, да и ему самому неизвестное. Вдруг скажет?
— Но я самый обычный человек, — сказал он, стараясь, чтобы в голосе слышалась некоторое нервное напряжение, как будто для него это и в самом деле важно.
— Не-ет, — твердо сказала Марго. — Не придумывай!
— Я же лучше марсиан!
— Наверное, но на ребят из нашего квартала ты совсем не похож.
— Что же в этом плохого? — удивился Зимин.
— Плохого, может быть, и нет, но иногда ты ведешь себя очень странно.
— Разве я ругаю тебя? Или бью?
— Нет.
— Правильно! Это означает, что я, в принципе, хороший. Больше всего на свете я бы хотел спокойно писать книги и еще, конечно, чтобы ты была всегда рядом со мной. Что в этом плохого?
— Вот опять! Ты даже не замечаешь, что неправильно мечтаешь. У тебя проблемы с головой.
— Да в чем дело? Что не так?
— Ни один парень из нашего квартала не задал бы такой вопрос. Они прекрасно знают, как правильно мечтать и без разъяснений. Им для этого не нужно читать книжки. Они родились правильными. Вот интересно, я тут подумала, неправильный и плохой — это одно и тоже?
— Ты меня окончательно запутала. Ничего не понимаю. Постарайся изъясняться проще. Не умничай. Ругаться любой может, а ты научи меня вести себя правильно. Видишь, что меня опять заносит, останови, скажи, что я делаю не так, вдруг мне удастся запомнить твои слова, чтобы впредь не повторять грубых ошибок.
Марго засмеялась.
— У меня не хватит сил столько говорить. Ты же у нас чудик и поэтому постоянно чудишь.
— И сейчас?
— Конечно. Вот ты рассказал мне про свои желания и хотения, но это же просто верх идиотизма! Неужели тебе непонятно, что выставлять себя дураком глупо? На тебя же люди смотрят!
— А что, собственно, не так?
— Настоящие парни мечтают только о реальных вещах, которые можно купить или достать каким-нибудь другим способом. О мотоцикле или о новом коммуникаторе, или о модной куртке. Понимаешь, Зимин, они мечтают о чем-то настоящем, что можно потрогать руками. А ты: «книжки сочинять», «чтобы я была рядом»… Согласись, что у тебя белиберда какая-то получается, а не мечты. Но и это не все, самое ужасное, что ты никогда не сможешь исправиться. Сколько бы я тебе не говорила: «Не думай об этом», ты ведь все равно будешь думать не о мотоцикле новом, а о своих книжках. Ведь так?
— И о тебе, кстати…
— Горе ты мое! Ты хотя бы на людях делай вид, что почти нормальный.
Зимин опять загрустил. Ему окончательно стало понятно, что измениться должным образом и стать правильным он никогда не сможет, потому что это не входит в его планы, проще говоря, в глубине души он этого не хочет.
И Марго задумалась, а потом сказала:
— Я останусь с тобой, но только до тех пор, пока мне это будет выгодно. Ребята говорят, что ты — перспективный. Мне и самой так кажется. Смотри, не разочаруй меня, а то развернусь и дверью хлопну! Сам понимаешь, разговоры про книжки меня не остановят!
— Даже про хорошие книги?
— Разве есть разница?
— Конечно.
— Нет. Все книги одинаковые.
— Тебе так кажется, потому что ты не пробовала читать. Рано или поздно это случится, и ты поймешь, насколько они все разные.
— Но почему ты не можешь стать таким, как все?
— Не хочу.
— Почему?
— Разучусь шутить. Для меня это очень большая потеря.
— Надоели мне твои шуточки!
— Да ладно! Со мной весело!
— Смех без причины — признак дурачины.
Одиночество в толпе правильно воспитанных людей — отличная тема для будущей книжки. Об этом Зимин давно догадывался. Но когда выяснилось, что это не литературный прием, а факт его разнесчастной жизни, он по-настоящему загрустил. Одному невесело. Говорят, что человек ко всему привыкает. Может быть, только для этого требуется время, которого всегда не хватает!
Был, правда, кроме Марго еще один персонаж, который охотно разговаривал с Зиминым. Местный паренек. С ним было забавно беседовать, потому что Грегор Пустовой, так его звали, был исключительно откровенным и кристально честным человеком. Не потому что не любил обманывать, а потому что не умел это делать. Если он и пытался соврать, то все знали, что цена его словам — пятак в базарный день.