Наивный Робинзон v. 2.0
Шрифт:
Гамилькар у нас полон дурной инициативы, посадим его в канцелярию, пусть бумажки перебирает, от реальных дел буду пока держать его подальше. Поручим ему составить устав будущего города, ему должно это польстить. Гиарб вполне меня устраивает на своем месте, надо подарить ему саблю, в благодарность за мою защиту на дороге. Про Нубийца пока думать рано, он еще никак себя не проявил, буду за ним присматривать. Так кто там у меня следующий по списку. Десятник! А вот тут моя главная недоработка, я даже имени его не знаю, а от него многое зависит. Вот с него и начнем!
Кое-как одевшись и дойдя до двери, я попросил караульного вызвать десятника и принести мне, чего-нибудь поесть. К моменту его прихода я успел насильно запихнуть в себя кусочек вареного мяса и запить его бульоном. Пригласил вошедшего десятника к столу и когда он уселся, начал его расспрашивать:
— Скажи, как у нас обстоят дела с личным составом? У солдат есть все необходимое?
— Все в порядке господин алькад, все накормлены, казармы приведены в порядок, спать солдатам есть где. Больных нет.
— А сам как? Может быть, есть личная просьба? И скажи, как тебя зовут, а то звать тебя по званию не всегда удобно!
— Просьб нет. У меня все нормально. Зовут меня Тит по прозвищу Сириец, только прошу вас обращаться ко мне по званию, и солдат не вздумайте по именам звать, по уставу не положено.
— И что здесь такого?
— Когда Великий Рим пал, выжившие легионеры отреклись от своих имен покрытых позором, поклялись вернуть свои имена только в том случае, если Рим будет возвращен. В уставе строго записано, вступив в армию, теряешь право на родовое имя.
— Но имена-то у вас есть?
— Солдатами не рождаются, всех как-то звали в детстве.
«Как у них тут все серьезно! — подумал я. — Только вот, не похоже, что это отречение от имен сильно помогло, почти тысяча лет прошла, а Рим по-прежнему принадлежит варварам. Ладно, оставим воинские ритуалы солдатам».
— Вы готовы к завтрашней высадке?
— Как тут можно быть готовым, если мы не знаем, к чему готовится. Будет бунт или нет? У меня недостаточно людей. — развел руками десятник.
— К худшему будем готовиться десятник, к худшему. Примите меры повышенной боеготовности. Как это сделать не мне вас учить. Будьте готовы отступить в форт и занять оборону. В случае осложнений никто на помощь нам не придет. Постарайтесь довести это до сведенья каждого солдата. Можете идти.
— Будет исполнено! — десятник встал и вышел за дверь.
Десятник произвел на меня хорошее впечатление своей деловитостью. Похоже на него можно положиться, только вот на остальных солдат мое доверие не распространяется, я еще не забыл их метания по лагерю. Надеюсь, завтра я почувствую себя лучше. Надо набираться сил, три дня голодовки даром не проходят. И я с отвращением начал силком запихивать в себя еду.
Глава 4
Перед началом высадки переселенцев подумал, что неплохо бы привести свою внешность в порядок, если парадную одежду мне вычистили, пока я валялся в бессознательном состоянии, то недельная щетина и неопрятная прическа меня явно не красили. В качестве помощника был привлечен Гиарб, который критически оглядел меня.
— Воды нагреем, отмоем, стричься будем?
— Делай что хочешь, лишь бы люди меня не пугались.
Гиарб понятливо покивал и умчался в сторону кухни. Я же расположился на маленькой скамейке у своей избушки. Слабость еще не прошла, хотя я чувствовал себя на много лучше. Глядя на суетящихся во дворе форта солдат, которые затаскивали на стены картечницы, я понял, что десятник выполняет мое распоряжение. Ко мне подошел Гамилькар. Он был одет в парадную одежду, какое-то подобие мундира, в котором я раньше его никогда не видел.
— Ну и как прошла встреча с интендантами флота? — спросил я.
— Продовольствия почти нет, все сгнило, — он досадливо скривился. — Эти пройдохи, заранее запаслись бумагами о том, что за порчу товара в пути не несут ответственности. Ссылаются на то, что у них матросы к концу пути питаются гнилой солониной и подмокшими сухарями. С этим не поспоришь. Очевидно, мы никогда не узнаем, были ли при поставке зерно и солонина изначально гнилыми или же они испортились во время перевозки. Я все равно принял продовольствие по описи, пусть содержимое пропало, но бочки можно обжечь и использовать вновь. Тысяча двести бочонков различных размеров нам лишними не будут. А вот семенной материал в полном порядке. Десять бочек различных семян плюс наши запасы, отличные огороды можно будет развести.
— Что с инструментом и вообще с железом?
— С ним лучше, инструмент, сделан из бросового железа, но в перековку годен, проблема в том, что половину инструмента как корова языком слизала.
— И как тебе это объяснили?
— Предъявили акт, что ящики с инструментом были смыты за борт во время шторма.
— Ловкачи! — покачал головой я. — Ну что ж этого следовало ожидать. А кто подписал акт?
— Лично адмирал. — Гамилькар развел руками.
— Хорошие новости есть?
— Да. Оружие, порох и свинец в наличии. Пятьдесят ружей, причем охотничьих.
— А почему ружья не украли? — удивился я.
— Был приставлен офицер от Адмиралтейства, ему пообещали в случае любой жалобы отвернуть голову. Говорит, что всю дорогу на ящиках с ружьями спал.
— Как думаешь Гамилькар, стоит нам затевать скандал или нет?
— Не стоит. По документам у них комар носа не подточит. Только время зря потратим. К адмиралу меня не пустили. Сказали, что заболел. И вас не пустят. На кораблях адмирал первый после Спящего творца, сухопутные крысы ему не указ.
— Ладно, что мы все о железках, переселенцев видел?
— Нет. Взрослых из трюмов не выпускают, только детей, да и то ненадолго. Мне предоставили список, согласно которому из Карфагена было отправлено триста два человека, к нам прибыло только двести одиннадцать. Остальные умерли в пути.
— Ты что хочешь сказать, что моряки треть поселенцев уморили!?
— Ну почему уморили? Сами умерли, плохая еда, спертый воздух, кандалы, трюм намного хуже тюрьмы. — спокойно ответил Гамилькар.