Накануне событий
Шрифт:
— Цена — тридцать шесть фунтов со штуки, — произнес он. — Партия мистера Джека Флинна покупается мистером Штрелленхаузом из Ливерпуля по тридцати шести фунтов за штуку. Партия покупателя…
— Я даю сорок, — раздался высокий, тонкий, чистый голос
В толпе поднялся шум. Люди поднимались на цыпочки, стараясь рассмотреть, кто такой этот смелый покупатель. Доддс был очень высок ростом и поэтому без труда увидал этого человека. Рядом с Голловеем стоял иностранец с аристократическим лицом, которого он видел в ресторане.
"Однако, это становится интересным", — подумал Доддс. Ему было очевидно, что он находится накануне чего-то, чего еще он не может себе усвоить. В самом деле, что за странность? Двое иностранцев получают по телеграмме и покупают по бешеным ценам лошадей. В самом деле, что такое все это значит?
Аукционист оживился. Сидевший рядом с ним Джек Флинн был на седьмом небе от удовольствия. Глаза его сверкали. Пятьдесят лет он торговал лошадьми, но никогда не продавал свой товар по таким ценам.
— Как ваше имя, сэр? — спросил аукционисит.
— Манкюн.
— Адрес?
— Манкюн из Глазго.
— Благодарю вас за назначенную цену, сэр. Господа, мистер Манкюн из Глазго дает по сорока фунтов за голову. Кто больше?
— Сорок один! — крикнул Штрелленхауз.
— Сорок пять! — ответил Манкюн.
Роли переменились. Теперь настала очередь Штрел-ленхауза набавлять по единицам, тогда как его соперник набавлял сразу по пяти фунтов. Но, несмотря на это, Штрелленхауз продолжал упорствовать.
— Сорок шесть! — сказал он.
— Пятьдесят! — закричал Манкюн.
— Это — пара беглецов из сумасшедшего дома, — сердито прошептал Голловей. — Если бы я был на месте Флинна, я попросил бы их показать, какие у них деньги.
Очевидно, та же мысль пришла и аукционисту, ибо он сказал:
— Извините, джентльмены, но в таких случаях просят вносить залог в обеспечение серьезности намерений. Вы извините меня, господа, но я должен исполнять свои обязанности. Люди вы мне незнакомые…
— Сколько? — лаконически спросил Штрелленхауз.
— Скажем, пятьсот фунтов.
— Вот вам билет в тысячу.
— Вот еще билет в тысячу фунтов — заявил Манкюн.
— Это очень любезно с вашей стороны, джентльмены, — сказал аукционист, забирая билеты, — прямо даже приятно видеть такое оживленное состязание. Мистер Манкюн назначил по пятидесяти фунтов за голову. Слово за вами, мистер Штрелленхауа
Джек Флинн что-то прошептал аукционисту.
— Совершенно верно! — сказал аукционист и, обращаясь к покупателям, произнес: — Джентльмены! Мистер Флинн, видя, что вы оба крупные покупатели, предлагает вам присоединить к торгуемой партии партию его брата, мистера Тома Флинна. В этой партии тоже семьдесят лошадей таких же качеств, как и лошади мистера Джека Флинна. Всех лошадей пойдет, таким образом, сто сорок. Имеете ли вы какие-либо возражения, мистер Манкюн?
— Никаких.
— Вы, мистер Штрелленхауз?
— Мне это предложение очень нравится.
— Это великолепно, прямо великолепно! — воскликнул аукционист. — Итак, мистер Манкюн, вы предлагаете по пятидесяти фунтов за голову, имея в виду все сто сорок лошадей?
— Да, сэр.
Толпа шумно вздохнула. Сразу — семь тысяч фунтов! Этого даже в Донсло никогда не слыхали.
— Вы прибавите что-нибудь, мистер Штрелленхауз?
— Пятьдесят один.
— Пятьдесят пять.
— Пятьдесят шесть.
— Шестьдесят.
Присутствующие верить своим ушам не хотели. Голловей стоял, разинув рот и вытаращив глаза. Он ничего не понимал. Аукционист был принужденно развязен, делая вид, что его эти цены не изумляют. Джек Флинн из Кильдара блаженно улыбался и потирал руки. Толпа пребывала в гробовом молчании.
— Шестьдесят один фунт! — сказал Штрелленхауз. С самого начала торга он стоял неподвижно. На его круглом лице не было и признака волнения. Соперник его, напротив, волновался, глаза его сверкали, и он постоянно дергал себя за бороду.
— Шестьдесят пять! — закричал он.
— Шестьдесят шесть.
— Семьдесят! Штрелленхауз молчал.
— Вы ничего не скажете, сэр? — обратился к нему аукционист. Штрелленхауз пожал плечами.
— Я покупаю для другого, и я достиг предела своих полномочий. Если вы мне позволите послать телеграмму…
— К сожалению, сэр, это невозможно. Торг не может быть прерван.
— В таком случае лошади принадлежат этому джентльмену.
Он первый раз взглянул на своего соперника, и взгляды их скрестились, как две рапиры.
— Надеюсь увидеть этих лошадок, — добавил он.
— Я тоже надеюсь, что вы их увидите, — лукаво улыбаясь, ответил Манкюн.
И они, раскланявшись друг с другом, расстались. Штрелленхауз пошел на телеграф, но ему пришлось долго прождать там, ибо его опередил Ворлингтон Доддс, который спешил отправить важное известие в Лондон.
Да, после долгих догадок и неопределенных умозаключений он вдруг понял смысл надвигающихся событий, которые так странно отразились в маленьком городке, Доддсу вспомнилось все: и политические слухи, и имена, прочитанные им в газетах, и телеграммы… Он понял, почему эти иностранцы покупали лошадей по бешеным ценам. Да, он проник в тайну и твердо решил ею воспользоваться.
Варнер, компаньон Доддса, разоренный, как и он, неудачными биржевыми сделками, был в этот самый день на лондонской бирже, но нашел там мало утешения для себя. Бумаги стояли твердо, ибо европейскому миру ничто не угрожало, и в мировой политике все обстояло благополучно. Газетным сплетням никто не верил, и ни один биржевик не решался на серьезную повышательную или понижательную кампанию.