Наказание любовью
Шрифт:
Ян положил фотографию в карман, намереваясь вернуть ее при встрече. В те долгие дни в джунглях он вдруг поймал себя на том, что часто смотрит на нее. Она заставляла его скучать по Англии, по зелени сельской местности и долгим спокойным дням, когда единственный шум — это жужжание пчел над цветами. В своей одинокой жизни ему часто недоставало дружеского общения с женщиной.
Он мало знал женщин. Его мать, которую он идеализировал, умерла, когда он был маленьким мальчиком, но память о ней осталась на всю жизнь: ее мягкий голос, гордая осанка, ее поцелуи и объятия, когда она желала
И хотя он любил бывать в компании женщин, ни одна из них не смогла завоевать его или внушить ему любовь. Приятные, веселые женщины, женщины войны, отчаянно стремившиеся превратить дорогие несколько дней отпуска в непрерывное развлечение, он целовал и тут же забывал о них. До сих пор он не встретил свою — единственную.
Во время тяжелейших маршей после смерти Джека Диана с фотографии стала постепенно превращаться в его товарища. Он говорил с этим товарищем, рассказывал ей о том, что хочет добиться успеха этой экспедиции, о том, как мало воды у них осталось, как необходима была его поддержка, как он сам ужасно устал.
Когда они достигли своей цели, он почувствовал, что не в состоянии сразу же отправиться в Англию. Его ожидала следующая экспедиция, и он не мог разочаровать власти, которые полагались на его возможности достать необходимую информацию.
И он опять отправился в путешествие — в леса, туда, где не ступала нога белого человека; по топям настолько опасным, что каждый неверный шаг означал мгновенную смерть, по болотам, где притаившаяся лихорадка каждую минуту готова схватить свою жертву, и фотография Дианы как талисман повсюду сопровождала его.
Однажды они остановились на отдых в туземной деревне. Жители ее были красивыми и сильными. Когда-то здесь жили арабы, и аборигены были не настолько чернокожими, как обычные африканские племена. Ян, завоевавший большое расположение вождя и получивший от него важную концессию в ответ на заверения в британской поддержке, оказался в странной ситуации: вождь подарил ему одну из своих дочерей.
Это была красивая девочка лет пятнадцати с изящной фигуркой и горделивой осанкой — врожденными качествами африканских туземцев. У нее были огромные темные глаза, овальное личико. Она была полностью обнажена, если не считать пояса из бус. Ее совершенные маленькие груди и тело были цвета отполированной меди.
Ян не видел белых женщин более шести месяцев, а до этого только загорелых, сморщенных от жары жен чиновников на севере страны, но фотография в его кармане жгла, и он отказался принять щедрый подарок. Его это даже не соблазняло, и ситуация тактично разрешилась.
В полумраке своей палатки он отвернулся от ярких глаз, смотревших на него с обожанием, без всякого усилия он отказался от прекрасного золотистого тела и протянутых в трепетной мольбе крошечных ручек.
Он учтиво поблагодарил вождя, его извинение было настолько дипломатичным, что не могло вызвать враждебности или обиды.
Разочарованный вождь ушел, а Ян провел бессонную ночь, ворочаясь на своей постели.
Еще до зари он встал, оделся и написал сухой деловой отчет. Проведенная с успехом работа приблизила его еще на один шаг к дому.
Глядя на Диану сейчас, он думал о том, как представлял себе тот день, когда он ей скажет, что ее образ для него значил. Но мягкие голоса ее отца и матери, атмосфера дома, хорошо обученные слуги и роскошные украшения дам, богатство вокруг делали невозможным передать словами свои ощущения, рассказать о той жизни, где человеку нужно иметь, образно говоря, якорь, иначе попадешь в водоворот, из которого нет возврата.
Как он мог рассказать ей о подавляющем одиночестве, чему предпочиталась даже самая ужасная пьянка, или о той изоляции от всего привычного, которая ведет к связям с чернокожими женщинами и приобщению к туземному колдовству?
Даже если бы Диана знала всю подноготную, она никогда бы не смогла почувствовать жалость.
Человек умер под африканским солнцем, но для Дианы это ничего не значило.
Пальцы Яна нащупали в кармане потрепанную и выцветшую фотографию, и вдруг с силой смял ее.
Глава 3
Яну был устроен грандиозный прием от его «собственного народа».
Ронса находился на самом юге Гебридских островов и был отделен от материка Шотландии только узким проливом. Остров был шириной около двадцати миль. Здесь были в основном охотничьи угодья. Центральная часть острова возвышалась на несколько сот футов, полого спускаясь с северной стороны в низменные болота, где во множестве водились бекасы.
Замок Ронса возвышался на отвесных скалах, обращенных к Атлантическому океану, и был окружен соснами — единственными деревьями на острове. Построенный из серого камня, он казался мрачным и зловещим. Каменные башенки охраняли каждый угол здания, а высокая центральная башня представляла собой прекрасный наблюдательный пост. Первоначальный фундамент был вековой давности, однако само здание было в основном построено в семнадцатом веке.
Эта крепость выдержала не одну битву и укрывала изгнанников королевской крови, но после свержения молодого Чарлза Стюарта поколения Кастэрсов находили мирную шотландскую политику слишком скучной, и большинство из них жили на юге.
Однако дедушка Яна после получения наследства поселился здесь и управлял по-королевски более шестидесяти лет немногочисленными жителями острова. Он вернул древнюю традицию и сделал остров почти автономным, пренебрегая поставками провизии с материка. Фермеры его обожали, для них было большим разочарованием, когда отец Яна предпочел жить в Англии.
Мало кто из них мог говорить по-английски, дед Яна, старый лаэрд, даже со своим сыном никогда не говорил на другом языке, кроме галльского. Фермеры Ронсы редко бывали на материке. Как большая семья, все были связаны родственными узами, хотя, может быть, и дальними, были людьми суеверными и суровыми со всеми, не принадлежащими к их родне.
Отец Яна отдалился от них, они плохо относились к нему, становились неразговорчивыми и хмурыми в его присутствии, поэтому неудивительно, что к концу его жизни замок был закрыт.