Накажи меня любовью
Шрифт:
И вот настало время папе улетать на лечение. Мама уезжала вместе с ним, чтобы помочь устроиться.
— Тая, ты точно справишься одна? — спросила мама, когда мы выкатывали чемоданы в прихожую.
— Ну мне же не десять лет. Чего ты так переживаешь? — невольно улыбаюсь.
— Не знаю, тревожно как-то на душе. Предчувствие нехорошее. — встревоженно на меня смотрит, потирая левую сторону груди. — Чувствую, что нельзя мне улетать. Но и Андрея одного отправить не могу. Вдруг ему хуже станет в полете?
— Ты просто за папу переживаешь, а на меня проецируешь свое
Вроде бы мои увещевания действуют и она успокаивается, так что едем мы в спокойной атмосфере, болтая на отвлеченные темы. Отца забираем прямо из клиники и сразу же направляемся в аэропорт.
Крепко обняв обоих и проводив до зоны досмотра, отправилась домой. Скрестила пальцы на удачу, мысленно пожелав родителям удачного полета и успешного лечения.
Настроение в последние дни у меня было приподнятым. Я связывала это с тем, что до сих пор не получила документы на развод. А я со страхом ждала их каждый день. Ездила на квартиру, проверяла почтовый ящик. Но ничего не приходило. И это обнадеживало. В груди потихоньку начала оживать надежда. А вдруг?
Вдруг Костя меня все еще любит? Вдруг решил простить и дать нам еще один шанс? О, этого мне бы хотелось больше всего на свете.
Также радовало отсутствие сплетен. В первые дни я боялась, что наши c Cашкой ласки на террасе и поспешный отъезд с гулянки стали достоянием общественности. Но нет, видимо, все в тот момент были так увлечены разговорами, что никто ничего не заметил. И это здорово, злобные слухи и смешки в спину мне не нужны. Как и Косте.
На волне хорошего настроения решаю, что пора бы попробовать уже начать жить в своей квартире. По крайней мере, начать привыкать жить одной. А там, быть может, все и наладится.
Так что на следующий же день после отъезда родителей начала делать первые шаги по возвращению к прежней жизни. Первым делом дома провела краткую ревизию, заказала доставку продуктов, затем проветрила помещения и сделала в комнатах уборку. А то пыли за недели отсутствия накопилось немало. Никакого клининга, только собственные руки и чистящие средства. Хорошо помогает убить время и прочистить мозги. В результате я осталась весьма довольна собой, даже умудрилась расслабиться и в порыве вдохновения решила испечь что-нибудь вкусненькое.
И именно в момент когда я меньше всего этого ждала, раздался звонок в дверь.
— Зоя? Привет, проходи давай, — с радостью пропускаю подругу в квартиру. Ужасно по ней соскучилась, ведь она после того раза в больницу ко мне больше не приходила. Да и в последующие дни не связывалась со мной. На мое сообщение о выписке она ответила лишь коротким «ок».
— Тая, я ненадолго, — она не проходит, мнется у порога. И протягивает мне два пакета с документами, от вида которых улыбка сползает с моего лица. — Костя просил передать.
Пошатнувшись, опираюсь одной рукой о шкаф, а второй принимаю конверты. В первом обнаруживаю свои документы: трудовую книжку, медицинскую, даже характеристики
Это было равносильно удару под дых. Очень-очень больно. Наивная дура, позволила себе размечтаться. О прощении, о счастье. А вместо этого получила приговор, который должна буду сама же и подписать.
— Тай, Костя просил не затягивать с подписью. Он хочет завершить процесс как можно скорее.
— Ладно, — киваю, сглатывая горькую слюну. — Кофе будешь? Или чай?
— Нет, — Зоя суетится, поправляет прическу. — Я пойду, пожалуй. Меня Стас в машине ждет. У нас ужин в ресторане намечается.
— Ладно, — провожаю подругу печальным взглядом.
— Береги себя, — бросает она напоследок. — А я тебе позже позвоню.
— Буду ждать, — закрываю дверь и гипнотизирую ее взглядом несколько минут. И почему мне кажется, что звонка от Зои ждать не стоит? Похоже, вместе с мужем я потеряла и лучшую подругу.
Наверное, глупо было ожидать, что она примет мою сторону, но я ведь ничего такого и не просила от нее. В больнице она себя вела адекватно, даже с намеком на понимание. Что же изменилось потом? Видимо, общаться со мной ей вдруг стало неприятно. Или не хочет быть между молотом и наковальней, лавируя как по минному полю между мной и Костей. Что ж, и тут я могу только понять и отпустить человека. Спасибо, хоть до оскорблений не опустилась. Просто предпочла мягко слиться.
Остаток вечера я брожу по дому словно призрак. Не находя себе места и не зная к чему притронуться. Хочу подписать эти чертовы бумаги, но рука никак не поднимается. Я не читаю, что там написано, мне все равно. Даже если в договор включен пункт о продаже меня в рабство, то больнее, чем сейчас, все равно не станет.
Промучившись до часа ночи, я все же решаю оставить это дело на завтра и ложусь спать. Но и тут мне нет покоя. Сначала я никак не могу уснуть, а после того как засыпаю, моментально проваливаюсь в кошмар.
Сначала я вижу Костю, который садится в машину и уезжает, оставив меня одну на обочине шоссе. А я отчаянно, из последних сил бегу за уезжающей машиной. Бегу, раня босые ноги до крови об острые камни, попадающиеся на дороге. Бегу до тех пор, пока не отказывают ноги, а ступни не превращаются в кровавое месиво. И даже тогда я продолжаю ползти, оставляя за телом кровавый след…
На этом моменте я просыпаюсь, вся мокрая от пота и со щеками влажными от слез. Кое-как успокоившись, делаю вторую попытку уснуть и вроде бы даже получается. Ровно до тех пор, пока не начинаю слышать детский плач. Громкий, полный безнадежности плач совсем маленького ребенка. Открыв глаза, вижу себя лежащей на громадной кровати. Но она не моя. Я нахожусь в чьем-то чужом доме. И плач доносится из другой комнаты.
Я встаю и осторожно иду на звук. Вздрагивая от каждого скрипа старой половицы. Выйдя в коридор, улавливаю направление и продолжаю идти. У одной из дверей останавливаюсь и прижимаю ухо к дверному полотну. Да, ребенок определенно находится там.